Незримый гений
Шрифт:
Когда она напряглась, чтобы дотянуться до распахнутой фрамуги, ветер ворвался прямо под ее тонкую хлопковую ночную рубашку, и холод пробрал Брилл до костей. На ее спутанные волосы опустился снег, усыпав голову мелкими искрящимися капельками воды. Со сдавленными проклятьями Брилл до половины высунулась в окно и наконец ухватилась за задвижку и дернула ее, захлопывая окно. Задвижка со стуком плотно опустилась в пазы, и Брилл обхватила себя руками.
Переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться, Брилл направилась обратно в кровать. Сев на край, она ласково положила руку на темноволосую голову ребенка, продолжающего безмятежно спать. Маленькая
Брилл улыбнулась и провела пальцем по пухлой детской щечке, затем поднялась и направилась к стенному шкафу. Она открыла дверцу и уставилась на его содержимое. Будучи женщиной практичной, она не носила одежду ярких цветов и с оборками с тех пор, как вышла из детского возраста. Работа добровольцем в больнице ветеранов не располагала к кружеву и жемчугам. «Боже, быть практичной иногда надоедает. Не то чтобы мне было на кого производить впечатление. Но все же…»
Достав простой жакет цвета морской волны и подходящую юбку, Брилл бесшумно повесила их на спинку стула, стянула через голову ночную рубашку и надела чистую сорочку. Скривившись, она обернула корсет вокруг талии и застегнула его впереди. Только у женщин, которые могут позволить себе горничную, корсеты зашнуровываются на спине, и у Брилл определенно не было времени, чтобы тратить его на подобные глупости, хотя состояние семьи ее покойного мужа легко бы предоставило ей такую роскошь.
Однако еще десяток лет назад ей пришлось остаться за стеной, которую возвело богатство, когда могущественные Донованы не одобрили ее брак с их младшим сыном. Даже после смерти Джона лорд и леди Донован отказались поддерживать свою убитую горем беременную невестку. Лишь старший брат Джона, Эндрю, остался с ней. Предоставив ей жилье и использовав свои связи, чтобы обеспечить ее безопасность. Если бы не он, Брилл пришлось бы жить в нужде и обременять Коннера.
Теперь она жила так, как ей было удобно, чувствуя удовлетворение, которое совершенно не подобало жене богатого английского аристократа. У Брилл был прекрасно обставленный дом, приносящая удовлетворение работа и любящая семья. У нее было все, на что только может надеяться молодая вдова.
Быстро натянув белую блузку, юбку и жакет, Брилл подошла к двери и тихо вышла из комнаты. Расчесав рукой волосы, она заплела пряди в небрежную косу.
— Какой унылый день, — пробормотала Брилл про себя, проходя мимо окна.
Тряхнув головой, она побрела на кухню и поставила чайник кипятиться на печке.
Брилл никогда не была гением от домашнего хозяйства, у нее не было способностей в кулинарии. Отец растил ее не в том окружении, которое принято называть женским. На самом деле он воспитывал ее больше как сына, нежели как дочь, содействуя ее далекому от принятых норм образованию и позволяя ассистировать ему в работе. И все же натура перфекционистки требовала совершенства вопреки ее абсолютной незаинтересованности в данном предмете, независимо от места. Брилл тратила несчетные часы, корпя над комковатой подливкой и подгоревшими пирогами, когда была моложе. В итоге она научилась готовить вполне сносно, хоть и не похвально. В любом случае, она скорее предпочла бы очистить зараженную рану, чем испечь пирог.
Результатами сегодняшних утренних усилий были подслащенная овсянка и порезанные фрукты, и на это ушло всего полтора часа. Брилл посчитала удачей, что ничего не сожгла. Сняв кастрюлю с овсянкой с огня, она наполнила маленькую миску и положила на поднос немного фруктов.
Осторожно
В комнате было тихо, как и всю прошлую ночь, что позволило Брилл насладиться первой за неделю ночью непрерывного сна. Сон в кровати был райским блаженством после недели дремы в неудобном кресле. Теперь, раз незнакомец пришел в себя, она покинула комнату. Было бы совершенно неуместно, если бы она осталась, и Брилл не была полностью уверена, что сумела бы уснуть, зная, что в любой момент тот может открыть свои поразительные глаза и посмотреть на нее. По некоей необъяснимой причине он заставлял ее болезненно осознавать собственные действия. За то короткое время, что они общались, его глаза прожгли ее насквозь, десятикратно увеличив ее природную застенчивость. Это выводило из себя.
Передвинув поднос так, чтобы он упирался ей в бедро, Брилл подняла кулак и постучалась. Выждала секунду и постучала снова. Пожав плечами, она толкнула дверь и вошла в комнату. И успела сделать лишь пару шагов, как едва не споткнулась о распростертое тело Эрика.
Торопливо бросив поднос на ближайший комод, Брилл опустилась на колени рядом с Эриком, положив руку ему между лопаток. «У него такие красивые плечи…» От блуждающих в голове мыслей на ее щеках мгновенно расцвел румянец, хотя она очень старалась не показать своего замешательства.
— С вами все в порядке? Что случилось?
Эрик повернул голову и посмотрел ей в лицо сквозь прорезь в маске. Передернув плечами, он сбросил руку Брилл.
— Я просто пытался убраться из этого проклятого места. И пока не оказался на полпути к двери, не осознавал, что на то, чтобы просто выйти из дома, мне может потребоваться неделя.
Услышав это злобное ворчание, Брилл закатила глаза и потянулась, чтобы прикрыть бедра мужчины простыней, которую он прихватил с собой. И перед тем как это импульсивное действие достаточно укрыло его, была близка к тому, чтобы увидеть обнаженный зад мужчины.
— И вам доброго утра, Эрик, — бодро прощебетала Брилл, зная, что это рассердит его. — Так, давайте попробуем поставить вас на ноги.
С усталым вздохом темноволосый мужчина уступил ее просьбе и не отбивался, когда она постаралась поднять его. Брилл знала, что его гордость страдает от слабости тела. Какой мужчина желал бы, чтобы его опекала женщина? С этой мыслью она принялась болтать о погоде в попытке отвлечь его от сложившейся ситуации.
Они добрались до кровати до того, как тема зимней бури исчерпала себя. Эрик с благодарностью опустился на подушки, и Брилл плотно подоткнула вокруг него одеяло.
— Так-то лучше. — Повернувшись, она пересекла комнату, чтобы снова взять поднос. — Я принесла вам завтрак. Вы не съели ни крошки с того момента, как очутились здесь, так что наверняка голодны. К сожалению, это всего лишь овсянка, я не хочу нагружать ваш желудок.
Тень улыбки скользнула по лицу Брилл, поскольку она опять пыталась быть дружелюбной. Даже крохотная щель в чопорном облике заставляла Брилл испытывать острую неловкость. Мужчина же просто действовал ей на нервы. «Я не чувствовала себя так чудно ни с одним мужчиной с тех пор, как встретила мужа». Размышления заставили ее забыть о смущении и вернуть себе остатки самообладания — застарелая скорбь все еще была сильна.