Незримый поединок
Шрифт:
Раньше, до встречи с капитаном Дубровиным, он украл бы не задумываясь, но сейчас он знал твердо — не только на похороны, но и во имя спасения жизни не пойдет больше на преступление.
Валерка позвонил Дубровину в угрозыск. Ему поверили, и через два часа у него в кармане лежали деньги. Это были деньги из кассы взаимопомощи завода и угрозыска, личные деньги мастера цеха, Дубровина, директора завода и их знакомых. Когда давали Валерке эти деньги, он заглядывал людям в глаза, ему хотелось, чтобы они верили — он вернет эти деньги обратно.
Тогда Валерка еще не знал… Тогда он засмеялся бы
Он вернулся через месяц — не рассчитал. Денег на обратную дорогу не хватило. Пришлось три недели проработать на угольном складе. Хотел написать на завод, но стыдно было, еще подумают, что снова денег просит. Решил — заработаю сам на дорогу и сам вернусь, без чьей-либо помощи. И так слишком много помогали ему.
И вот он вернулся. Ликующе стучало сердце, когда переступил порог общежития. Небось думали, что сбежал. Его встретила хмурая комендантша Анастасия Кирилловна:
— Где шатался? Уж две недели как тебя с милицией ищут. Дубровин приходил из угрозыска. Обманул, значит, всех? Фальшивую телеграмму написал. Не-е-е, горбатого могила исправит.
— Анастасия Кирилловна!!!
— Что «Анастасия Кирилловна!» С завода уволен, койку твою заняли, иди откуда пришел!
Потом Валерка узнал: милиция его не искала, но Дубровин интересовался — это уж точно. И ругался, говорят, здорово. Когда узнал Валерка об этом, ему стало совсем плохо. Валерка позвонил Дубровину в угрозыск, ему ответили, что Константин Петрович уехал в отпуск и вернется месяца через полтора. И у Валерки невыносимо заныло сердце. Напиться, что ли? Ведь у него сегодня тройные похороны…
Он сидел на скамейке. В сумерках подошел какой-то человек, присел рядом.
Молчали. Валерка думал. Незнакомец глядел на него.
— Что загрустил? — наконец тихо спросил тот.
— Думаю, — сказал Валерка. — Знаю одного человека. Он много нашел и сразу все потерял.
— У тебя что, денег нет?
— Ни копейки…
— Тяжело… Идем со мной.
Это был Глухарь, вор-наркоман. В тот тоскливый вечер Валерка узнал, что такое смешанный с кокаином морфий.
Когда Глухаря посадили, у Валерки остался его шприц. Теперь Валерка проклинал Глухаря. Он ругал его самыми последними словами, какие только приходили ему на память, но от морфия уже не мог отказаться.
Шли недели… Он перестал следить за собой: не умывался, забывал есть, обтрепался. Ничто больше не интересовало его. Ежедневная доза морфия медленно, во катастрофически нарастала. В погоне за наркотиком проходили дни.
Но тогда он еще боролся с собой. Пытался уменьшить дозу, отказывался от нее совсем. По два, по три дня сидел у себя в конуре, водкой заливал тоску и боль. От водки тошнило, она не помогала.
В те дни еще раз, уже совсем по-новому, Валерка смог оценить и проклясть свое прошлое — оно не научило его бороться. Организм был бессилен. Теперь прошлые печали казались игрушечными. Игрушечные трудности, игрушечные слезы. А вот пришла настоящая беда. Плачь!
Но и тогда, на краю бездны, завод еще жил у него в памяти отдельно от всего остального, как островок, населенный добрыми и умными людьми. Но на завод он идти боялся. Оставался
Телефонную трубку взял сам Дубровин, и у Валерки перехватило дыхание. «Вернулся из отпуска». Дубровин слушал долго, внимательно, не задавал никаких вопросов. А потом сказал: «Приходи».
Когда Валерка появился в угрозыске, капитан был один в кабинете. Ему изменила его обычная выдержка, он закричал:
— Дур-рак! Почему не дал телеграмму из-под Киева?!
И странное дело — чем больше ругался Дубровин, тем легче становилось у Валерки на душе, в горле щипало от слез и он стискивал зубы, чтобы удержать готовый вырваться вопль.
Дубровин звонил в больницу, кричал в трубку: «Человек делает себе инъекцию, грамм морфия в день… Фамилия?.. Молодой еще… Занимается этим шесть месяцев… Да… Я так и знал…».
Посмотрел на Валерку:
— Врач сказал: будешь продолжать — умрешь через год. Будешь лечиться? Будешь или нет?!
— Буду.
Из больницы Валерка убежал. И Дубровин снова устраивал его на работу, давал денег.
«Подлец ты, — говорили глаза Дубровина. — Но не умирать же тебе. Попробуем еще раз».
…Валерка поежился на холодном ветру. Даже горячий чай никак не мог согреть его. Он думал о том, что же делать дальше. И вдруг глаза его загорелись лютой ненавистью, а слабые пальцы сжались в дрожащий кулак — он знал теперь, кто виноват во всех его бедах — Глухарь. Встретиться бы с ним один на один на кривой тропке. Но Глухарь далеко в пустыне. В колонии особого режима. И вернется не скоро.
«Позвоню Дубровину», — подумал Валерка и, выпросив у чайханщика две копейки, пошел искать телефон-автомат.
Он не знал, что Константин Петрович Дубровин сидел сейчас в кабинете у начальника уголовного розыска. Там собралась вся спецгруппа — сам Мартынов, Дубровин и еще двое оперуполномоченных из оперативного отдела исправительно-трудовых учреждений.
— Бежал из больницы, говоришь? — нахмурился Мартынов. — А может быть, хватит с ним возиться, а, Костя? Сколько ты можешь заниматься этими экспериментами с устройством на работу наркоманов? Слушай! — Мартынов резко повернулся. — А не может он с Глухарем встретиться?
— Может, — сказал Дубровин. — Валерку надо спасать.
11. ГЛУХАРЬ И ВАЛЕРКА
Глухарь привык действовать в одиночку. Но сейчас, после этого побега, с ним что-то случилось. Он, конечно, прекрасно понимал, что если выйдет на прежние связи, то его быстренько схватят. Да-да… И потому он познакомился с Бармашевым. К тому же у Бармашева своя «волга». Хлипкий, однако, оказался типчик. Не умеет работать, самоучка, — едва удалось выпутаться. А самою «волгу» надежно упрятать удалось в горах. У знакомого старичка. Надежный старичок. Бармашев сейчас далеко улетел, соколик, — испугался, что следят. Далеко улетел Бармашев — пусть поищут его теперь Мартынов с Дубровиным. Пусть поищут.