НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17
Шрифт:
И вот в лаборатории начала расти живая ткань, которая превратилась в Скиннера еще до того, как разлагающееся, изнуренное болью тело в доме Скиннера прекратило свое существование.
Скиннер не помнил, как и когда он умер — он был слишком занят процессом возвращения к жизни.
Работать одному, без всяких помощников, было очень трудно, но доктор Тогол быстро и небезуспешно справился со всеми затруднениями при помощи других Скиннеров, которым он сумел передать элементарные медицинские познания. А затем он склонировал
— Вот видите, нам не понадобился никто со стороны, — заявил Тоголу новый Скиннер, когда все кончилось. — Мы совершенно не нуждаемся в посторонней помощи. А когда у этих Скиннеров станут заметны следы увядания, и они начнут хуже выполнять свои функции, их заменят новые клоны. Каждый мечтает о бессмертии, и вот эта мечта осуществлена.
— Каждый? — доктор Тогол покачал головой. — Только не я.
— Значит, вы идиот, — заявил Скиннер. — У вас есть возможность создать свой клон и жить вечно, как и я. Я подарил вам эту привилегию. Что вам еще нужно?
— Свобода.
— Но вы же здесь свободны. В вашем распоряжении ресурсы всей Галактики — вы можете неограниченно расширять свою лабораторию, проводить исследования в других областях, как я вами обещал. Лекарство против рака, о котором болтают вот уже не менее ста лет — разве вам не хочется его открыть? Вы ведь изобрели поразительные приемы блокировки памяти, но это только начало новой психотерапии. Вы можете создавать новых индивидуумов, моделировать человеческие характеры по собственной воле…
— По вашей воле? — горько улыбнулся Тогол. — Это ваш мир. А мне нужен мой собственный. Старый мир с обыкновенными людьми, мужчинами и женщинами.
— Вы отлично знаете, почему я решил обойтись без женщин. Они вовсе не обязательны для продолжения рода человеческого. К счастью, в моем возрасте половое влечение не играет большой роли. Женщины только осложнили бы каше существование, не выполняя никаких полезных функций.
— Нежность, сострадание, понимание, дружба, — пробормотал Тогол. — Все это, согласно вашему определению, нефункционально?
— Стереотипы. Чепуха. Сентиментальные слюни по поводу биологической роли, которую вы и я сделали ненужной.
— Вы все сделали ненужным, — заявил Тогол. — Все, кроме муравьиной деятельности вашей клоповой колонии. Искривленные, искалеченные, ущербные личности, созданные вам на потребу.
— Но при всей своей ущербности они счастливы, — сказал Скиннер. — Да это и неважно. Важно то, что я не изменился. Я не ущербный.
— Неужели? — Тогол безрадостно улыбнулся. Он кивком головы указал на дом и взмахом руки как бы охватил террасу и простиравшийся под нею город.
— Все, что вы здесь понастроили, все, что вы создали, — это ведь из-за страха, больше всего
— Но все люди боятся смерти.
— Боятся настолько, что всю жизнь только и пытаются укрыться от мысли о собственной бренности? — Тогол покачал головой. — Вы знаете, под моей лабораторией есть некое помещение. Вы знаете, почему оно было построено. Вы знаете, что в нем находится, но ваш страх настолько велик, что вы боитесь признаться себе самому, что оно существует.
— Проводите меня туда.
— Да неужели?
— Пойдемте. Я покажу вам, что я не испугаюсь.
Но он испугался. Не успели они дойти до лифта, как Скиннера затрясло, а когда они начали глубокий спуск на нижний уровень, его стала бить неукротимая дрожь.
— Ну и холодище здесь, внизу, — пробормотал он.
Доктор Тогол кивнул.
— Температурный контроль, — сказал он.
Они выбрались из лифта и пошли по темному коридору к помещению, обитому стальными листами. У дверей стоял часовой — Скиннер из охраны и, когда они приблизились к нему, приветственно улыбнулся. По приказу Тогола он достал ключ и открыл дверь.
Сьюард Скиннер не глядел на часового и не хотел видеть то, что было за дверью.
Но доктор Тогол уже вошел, и Скиннеру не оставалось ничего, кроме как идти за ним. Идти за ним в тусклом свете холодного помещения, к неясно вырисовывающимся в самом его центре рядом контрольных устройств, которые выли и жужжали, к переплетению труб, что, извиваясь, тянулись со всех сторон к прозрачному стеклянному цилиндру.
Скиннер уставился на цилиндр. Очертания в полумраке его были похожи на гроб, да это и был гроб, в котором Скиннер увидел…
Самого себя.
Свое собственное тело, изношенное, иссохшее тело, от которого были взяты клоны; оно плавало в чистом растворе среди разного рода клемм и тонких, как паутина, проводов, которые, проходя сквозь стеклянный цилиндр, соприкасались с замороженной плотью.
— Он не мертв, а находится в растворе при низкой температуре, — пробормотал доктор Тогол. — Криогенный процесс, поддерживающий вас в таком состоянии, когда жизненные функции приостановлены на бесконечно долгое время…
Скиннер опять вздрогнул и отвернулся.
— Почему? — прошептал он. — Почему вы не дали мне умереть?
— Вы же хотели бессмертия.
— И я его получил. Вместе с этим новым телом и с остальными…
— Плоть бренна. Любой несчастный случай может ее уничтожить.
— У вас есть клеточная ткань про запас. Если что-нибудь случится со мной — теперешним — вы повторите клонирование.
— Только если в процессе клонирования будет участвовать старое тело. Его нужно сохранить для такого рода крайних случаев живым.
Скиннер принудил себя еще раз взглянуть на существо — труп, покоящийся в стеклянном саркофаге.