Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием
Шрифт:
Хотя доказательная медицина осуждает кровопускание в том виде, в каком так увлекался им Раш, важно подчеркнуть, что она всегда открыта для новых данных и готова пересматривать свои выводы. Так, благодаря результатам последних исследований этот метод лечения снова считается приемлемым, однако в строго определенных случаях. В частности, доказано, что кровопускание – крайняя мера, позволяющая облегчить состояние больного при избытке жидкости в организме, вызванном сердечной недостаточностью. Подобным же образом в современной медицине нашлось занятие и для пиявок: они помогают больным восстанавливаться после некоторых хирургических операций. В 2007 году одной жительнице Йоркшира ставили пиявок в полость рта по четыре раза в день в течение полутора недель, после того как ей удалили
Доказательная медицина, несомненно, служит во благо, однако иногда к ней относятся настороженно. Подчас ее считают стратегией, позволяющей профессиональному врачебному сообществу отстаивать собственные методы и защищать своих членов, а чужаков, предлагающих альтернативные подходы к лечению, никуда не допускать. На самом же деле, как мы только что убедились, зачастую верно обратное: доказательная медицина дает чужакам возможность быть услышанными и поддерживает любые методы лечения, лишь бы они работали, – ей неважно, кто за ними стоит и насколько диковинными они кажутся на первый взгляд. Никому бы и в голову не пришло, что лимонный сок лечит цингу, однако профессиональному врачебному сообществу пришлось принять это новое средство, поскольку его действенность подтверждалась результатами исследований. В то же время кровопускание долгое время было вполне стандартной процедурой, от которой тем не менее врачи в конце концов были вынуждены отказаться, так как научные данные опровергли ее эффективность.
В истории медицины есть один эпизод, особенно хорошо демонстрирующий, как доказательный подход заставляет медицинское сообщество признавать выводы испытаний, которым подвергается то или иное лечебное средство или метод. Речь идет о Флоренс Найтингейл, или Леди с Лампой, как прозвали ее пациенты: эта никому на тот момент неизвестная женщина сумела взять верх в ожесточенном споре со всем врачебным сообществом, где главенствовали мужчины, поскольку вооружилась надежными неопровержимыми фактами. В общем-то, ее можно считать одним из первых поборников доказательной медицины, с помощью которой Найтингейл успешно реформировала систему здравоохранения викторианской эпохи.
Флоренс и ее сестра родились во время длительного – двухлетнего – и весьма плодотворного свадебного путешествия своих родителей Уильяма и Фрэнсис Найтингейл по Италии. Старшая дочь появилась на свет в 1819 году, и ее назвали Парфенопой в честь города, где она родилась (Парфенопа – греческое название Неаполя). Затем весной 1820 года родилась Флоренс, которую тоже назвали в честь ее родного города – Флоренции. Предполагалось, что юную Флоренс Найтингейл ждет жизнь богатой викторианской леди, однако подростком она постоянно говорила, что ее ведет глас Божий. Поэтому ее желание стать сестрой милосердия обусловливалось, по всей видимости, призванием свыше. Это огорчало ее родителей, поскольку сестер милосердия тогда считали женщинами малограмотными, распутными, а зачастую еще и пьяницами, однако именно эти предрассудки Флоренс и намеревалась развенчать.
Ее родителей и без того страшила перспектива, что их дочь станет сестрой милосердия в Британии, поэтому они, должно быть, пришли в ужас, когда Флоренс решила работать в военных госпиталях во время Крымской кампании. Она читала скандальные статьи в газетах вроде The Times, где рассказывалось, сколько солдат умирает от холеры и малярии. Добровольно отправившись на войну, к ноябрю 1854 года она уже руководила госпиталем в Скутари в Турции, который был печально знаменит зловонными палатами, грязными койками, засоренной канализацией и тухлой пищей. Вскоре Флоренс поняла, что главная причина смертности среди солдат – не раны, а инфекционные болезни, которые в таких отвратительных условиях цвели пышным цветом. Как признавалось в одном официальном отчете, “смрадный воздух из канализации выносило ветром вверх, по трубам многочисленных открытых уборных, в коридоры и палаты, где лежали больные”.
Найтингейл поставила себе цель преобразить госпиталь: обеспечить раненых нормальным
Где бы ни вспыхнула болезнь в самой опасной своей форме, там всегда появляется эта несравненная женщина. Ее благотворное присутствие несет добро и утешение даже испускающим последний вздох. В этих госпиталях она без всякого преувеличения ангел-хранитель: при виде ее хрупкой фигурки, беззвучно скользящей по всем коридорам, лица врачей и больных смягчаются от благодарности.
Находились, однако, и скептики. Начальник военно-медицинской службы считал, что высокая выживаемость раненых под опекой Найтингейл совсем не обязательно связана с улучшением гигиены. Он подозревал, что ее очевидные успехи объясняются тем, что у пациентов были не слишком тяжелые раны, или их лечили в относительно мягкую погоду, или сказывался еще какой-нибудь фактор, не принятый в расчет.
К счастью, Найтингейл была не просто военной сестрой милосердия, исключительно преданной своему делу, но еще и великолепным специалистом по статистике. Ее отец обладал широким кругозором и считал, что женщины должны получать подобающее образование, поэтому Флоренс изучала итальянский, латынь, древнегреческий, историю и особенно математику. Собственно, ей давали уроки лучшие британские математики, в том числе Джеймс Сильвестр и Артур Кэли.
Так что, столкнувшись с сопротивлением британского медицинского сообщества, чтобы подтвердить свое заявление, будто улучшение гигиены приводит к повышению выживаемости, Найтингейл использовала свои познания в математике и прибегла к помощи статистики. Она тщательно хранила подробные записи о своих больных за все время работы сначала в Турции, затем в Крыму, а потому смогла скрупулезно их изучить и найти всевозможные доказательства своей правоты: гигиена играет в здравоохранении первостепенную роль.
Например, чтобы показать, что солдаты в госпитале в Скутари умирали из-за антисанитарии, она на основании своих записей сравнила группу солдат, которые лежали там в первые дни ее работы, когда ни о какой гигиене речи даже не шло, с контрольной группой раненых, лечившихся в то же самое время в своем военном лагере. Если бы выживаемость во второй группе оказалась выше, чем в первой, это значило бы, что условия, которые Найтингейл обнаружила в госпитале по прибытии, и правда приносили больше вреда, чем пользы. В самом деле, на 1000 солдат из лагеря приходилось 27 смертей, а из госпиталя в Скутари – 427. Это был лишь один набор статистических данных, но в совокупности с остальными сравнениями он помог Найтингейл одержать верх в споре о важности гигиены.
Найтингейл была убеждена, что и другие значимые медицинские решения следует обосновывать подобным образом, поэтому боролась за учреждение Королевской военно-медицинской комиссии, в которую лично передала несколько сотен страниц подробных статистических сведений. В те времена, когда не принято было приводить даже таблицы данных, Флоренс Найтингейл чертила еще и цветные диаграммы, которые смотрелись бы вполне уместно в современной презентации на заседании совета директоров. Она даже изобрела новую версию круговой диаграммы (см. рисунок на странице 53), хорошо отображающую ее данные. Найтингейл осознала, что иллюстрирование статистических данных поможет донести ее доводы до политиков, как правило, несильно подкованных в математике.