Ни минуты покоя
Шрифт:
В это время тетушка Мила вошла в мою комнату, предварительно вежливо постучавшись. Оказалось, случилось страшное — девятый том из собрания сочинений Эда Макбейна таинственно исчез, когда тетушку позвали к телефону. Машинально она оставила недочитанную книгу где-то по пути к трезвонящему аппарату, но вот где…
Не прерывая упражнения под скромным названием «Павлин, наносящий удар в глаз зеленой змее», я заверила тетю Милу, что книги в моей комнате точно нет, так как десять минут назад я закончила влажную уборку помещения, как всегда перед гимнастикой.
Тетушка грустно покивала
Вообще-то, я, как и все нормальные люди, не люблю, если на меня смотрят, когда я чем-нибудь занята. Но в отряде «Сигма» мы потратили две недели, обучаясь именно этому — не реагировать на внешние раздражители. Отлично помню, как трудно давался мне перевод с португальского, пока моя соседка по комнате визжала у меня под ухом ручной дрелью. И как я была рада, когда мы наконец поменялись и за дрель взялась я, а бедняга — за перевод.
Так что присутствие тетушки мне ничуть не мешало. Просто раньше она никогда так не поступала. Тетушка Мила была деликатной и терпимой, она позволяла мне жить так, как я хочу, и если моя работа охранника и частного детектива иногда и причиняла ей мелкие неудобства — считала неприличным даже заговаривать о таких вещах.
Закончив свое упражнение, я с некоторым недоумением взглянула на тетушку и обнаружила, что она стоит, внимательно на меня глядя, и странное выражение ее лица я не смогла внятно истолковать.
Наконец она вздохнула и произнесла фразу, потрясшую меня до глубины души:
— А ведь годы-то идут… Влюбиться бы тебе надо, Женечка! Или жениться…
И тетушка Мила вышла, очень осторожно прикрыв за собой дверь.
Доносящиеся из моей комнаты звуки она вполне могла принять за истерический плач. Хотя я просто каталась по ковру, не в силах подняться от смеха. Отсмеявшись, я пошла к тетушке объясниться, но свет у нее не горел, похоже, она легла спать пораньше.
Утром я спозаранку отправилась в парк на пробежку, так что мы опять не встретились, и вот теперь тетушки не было дома.
Следовало как можно скорее разрешить это глупое недоразумение, а то тетушка наверняка решила, что вчера обидела меня, и теперь переживает.
А вместо этого, когда Мила вернется домой, мне придется объяснять тете, почему у нас под дверью торчит незнакомая блондинка.
Я прислушалась. Снаружи доносился тихий жалобный плач, чем-то похожий на визги новорожденных щеночков. Этого еще не хватало на мою голову!
Как я могла объяснить этой девочке, чьи родители знакомы с самим Владленом Юрьевичем, что я просто не готова взяться за ее «простое дело»? Что мой «внутренний воин» нуждается в отдыхе. Что он не может сейчас вникать в ее дела, не желает четко представлять себе, что, как и зачем я буду делать в своей работе.
Ведь именно «внутренний воин» делает меня «самой лучшей», как сказала девушка, он собирает воедино все, чему меня учили. А совсем не одно умение махать ногами, как думают некоторые…
Я не выдержала и распахнула дверь. Девушка, спрятав лицо в ладонях, сидела на ступеньках, и даже спина ее выражала безграничное отчаяние.
— Заходите, — скомандовала
Пока я принимала душ и переодевалась, блондинка успела привести себя в порядок и даже не отказалась выпить чашку кофе.
— Я — жертва любви! — заявила девушка, не дожидаясь приглашения говорить.
— Простите, как ваше имя? — быстро спросила я. Перебивать клиента не годится, но и позволить начать разговор в таком тоне я тоже не могла.
— Марго… То есть Маргарита, если полностью. Но дома меня зовут Марго.
— Продолжайте.
— Все.
— Как это все? — изумилась я. Краткость, конечно, сестра таланта. Но ведь не до такой же степени. Да и в чем тут проблема?
— Это вся моя история, — со вздохом подтвердила девушка. — Я — жертва любви.
— А поподробнее?
— Понимаете, полгода назад я познакомилась с мужчиной, и мы… это…
— Понимаю, продолжайте.
— Я закончила школу в прошлом году, теперь я студентка, — как-то рассеянно объясняла Марго. — Мы познакомились с ним на улице, вообще-то я никогда так не знакомлюсь, но он разговаривал с моей однокурсницей… Мы встречались два месяца, а потом он исчез. Не появлялся, не звонил, съехал с квартиры… Я так переживала! Потом, конечно, стала его забывать. А позавчера он позвонил. Сказал, что рад меня слышать, что у него тяжелое материальное положение. Каким-то образом он узнал, кто мой отец, и заявил, что друзьям надо помогать. А если я откажусь, то у него остался видеофильм с моим участием. Это правда, он любил меня снимать, а потом мы вместе смотрели. Он говорил — его это очень сильно возбуждает.
— Вы были очень неосторожны, Маргарита, — покачала я головой.
— Знаю. Но я так его любила! Если я откажусь платить, он продаст кассету моему отцу. Папа, мол, заплатит любые деньги, лишь бы эта кассета не пошла в продажу большим тиражом на лотках…
«Так ты из богатой семьи, милочка, — мысленно подтвердила я свою гипотезу. — Одни хлопоты у богачей с детишками, право слово…»
— Тем более что я собираюсь выйти замуж, и если мой жених увидит это… — При этих словах Марго лишь выразительно вздохнула, давая осмыслить всю тяжесть своего незавидного положения.
— Скажите, ваш бывший приятель обещал вернуть кассету или речь только о том, чтобы она не попала к вашему отцу? — уточнила я.
— Обещал вернуть и копий не делать, — уточнила Маргарита.
— Хотите совет?
Марго, глядя на меня с искренней надеждой, нетерпеливо кивнула.
— Заплатите ему. Один раз. Если это оскорбленное самолюбие, то он вернет кассету. Если же он начнет вновь предъявлять какие-то требования, посмотрите эту кассету вместе с вашим женихом, предварительно разговорив вашего суженого насчет его прошлых связей. Вдруг его это заведет? Понимаете, кассета — это ведь штука тиражируемая, а деньги с вас можно тянуть бесконечно. Так что, боюсь, у вас нет выбора и лучше однократная правда, так сказать, чем постоянная жизнь в страхе. Но сначала можно попробовать заплатить. Не исключено, что он действительно этим и ограничится. Или вы стеснены в средствах?