Ни с тобой, ни без тебя (сборник)
Шрифт:
Алла заплакала.
– Мне жаль, что я сейчас далеко, – произнес Марек. – Я хочу тебя обнять, защитить от тебя самой…
Это был последний разговор с Мареком.
Алла часто думала: что было бы, если бы… Но, как говорится, у истории не бывает сослагательных наклонений. Все было как было. Точка.
Славочка рос легко. У него не было склонности к вредным привычкам, если не считать гитару. Он буквально сросся с ней. И со Светкой Макаровой.
Алла смирилась с постоянным присутствием Светки. В стране, и даже во всем мире,
Все шло неплохо. И даже хорошо.
Однажды Алла возвращалась с работы домой, на метро, как обычно. Вагон мерно покачивался. Алла покачивалась вместе с вагоном, незаметно задремала.
…Медленно проплыл гроб, обтянутый красным. В гробу – Славочка. Волосы зачесаны на косой пробор. Он так никогда не носил. Славочка по грудь засыпан цветами: красные и белые розы, лиловые хризантемы. Буквально холм из цветов.
Алла вздрогнула и очнулась. Гроб пропал. Обыкновенный вагон метро. Вокруг люди с задумчивыми лицами, углубленные в себя.
«Давно не отдыхала», – подумала Алла.
Она пришла домой. Нажала на звонок. Звонила долго.
Дверь открыл заспанный Славочка. Стоял перед ней – живой и теплый, расслабленный сном.
Алла обняла его, крепко прижала, как будто проверяла на прочность.
– Я спал, – сказал Славочка.
Алла немножко удивилась: мальчик спит среди дна, как старик. И тут же себя успокоила – растет. Что нужно растущему организму: еда, спорт, любовь. Любви у него сколько угодно: хоть ложкой ешь.
В отдел пришел новый заведующий, на освободившееся место. Очень качественный еврей, и фамилия красивая: Франк. Звучит, как имя. Тетка Галина в гробу бы перевернулась.
Франк был профессор, доктор исторических наук. Знал все про все и даже больше. Не сотворял себе кумиров. Относился к революционным лидерам как к соседям по лестничной клетке.
Франк был разведен, позиционировался как возможный жених, что очень располагало к нему одиноких женщин, и не одиноких тоже. Он был престижный профессор, не старый – сорока четырех лет, почетный член всяких организаций. Правда, немножко мятый. Даже пиджак у него был мятый, будто жеваный. Не говоря о рубашке. Рубашку он застегивал под горло. Кончики воротника задирались. Понятное дело: отсутствие женской руки.
Аллу он приметил сразу. Она была в его вкусе: блондинка с голубыми глазами. Славянский тип. Франк не любил семитскую красоту: черные волосы, черные глаза, завышенные требования. Ему нравились русские женщины, которые ничего не требовали, а, наоборот, норовили все отдать: душу, тело, продукты питания.
Франк настроился прокрутить с Аллой легкий служебный роман, но Алла оказалась какая-то тугая, как ржавый замок. Франк привык, что женщины впивались в него, как энцефалитный клещ, а тут постоянные сложности и невозможности: то день рождения у племянника Оси, то плохое самочувствие у мамаши.
Франк предложил Алле поехать на юг, в Ялту. Поступок для него беспрецедентный. Франк не привык тратить на женщину время
Алла согласилась поехать в Ялту, но не вдвоем с Франком, а широкой компанией, включая подругу Гузельку. Компания сколотилась быстро: шесть человек. Весело. Можно вечерами играть в преферанс, купаться нагишом, пить молодое дешевое вино, совершать прогулки. Платит каждый за себя. Никто никому ничего не должен.
А в дальнейшем – как получится. Хочется себе позволить – позволь.
Не хочется – дело твое.
Существуют органы чувств: зрение, слух, обоняние, осязание. В случае с Франком: смотреть особенно не на что. Нюхать его не хотелось. Осязать тем более. Но вот слушать… Когда Франк начинал что-то рассказывать, расцветали сады Семирамиды. Говорить он умел и любил, при этом глубоко знал предмет, о котором говорил. Просвечивал острый ум, юмор, анализ. ИНТЕРЕСНО – вот главное слово возле Франка. Хотелось слушать и слушать, и постепенно он становился красивым, несмотря на залысины, мятость и перхоть, как будто кочевал на мельнице, спал на мешках с мукой.
Михайло был поставлен в известность.
– Я уезжаю в Ялту на две недели, – сообщила Алла.
– Ты вернешься? – спросил Михайло.
– Куда же я денусь? В Турцию уплыву?
– Отберут…
Михайло всю жизнь опасался за свое счастье, но ревновал тихо, не устраивал сцен и дознаний. Не пытался бежать впереди паровоза. Уповал на судьбу, на Божью милость и на тяжелый якорь Славочку.
Бархатный сезон был на исходе. Много купались: перед завтраком и перед обедом, а потом весело усаживались в гостиничном ресторанчике с мокрыми волосами. Ходили почти голые, как в раю. Алле нравилось свое стройное загорелое тело, и другим оно тоже нравилось.
По вечерам отправлялись смотреть закат. Небо становилось воспаленно-розовым с лиловыми штрихами. Солнце неуклонно устремлялось к морю, касалось его и медленно проваливалось. Горизонт сразу менялся. Впечатления каждый раз были величественны и неповторимы. Вспоминались чеховская дама с собачкой и Гуров, которые тоже смотрели на закат, и, может быть, на этом же месте.
Франк любил работать по ночам. Дурная привычка: работать ночью, а потом спать до часу дня. Теряются лучшие утренние часы. Но Алла так устала от безделья Михайлы, от его оскорбительной праздности, что любая деятельность, а тем более умственная, приводила ее в тихий восторг.
Франк сидел, как правило, за маленьким гостиничным столиком, поддерживал рукой голову. Голова тяжелая, килограммов пять весит. Мозгов много.
Алла ставила перед Франком мытые фрукты, ей нравилось его обслуживать. Франк отвлекался от своих листков, взглядывал на Аллу отрешенным взором. Он ее не видел. Он был там, в своих страницах. И это ей тоже нравилось. Алла не любила, когда мужчина полностью погружается в женщину и сидит там по самую макушку. Как в болоте. И ждет, когда засосет. Чавкнет над головой.