Ни сегодня, ни завтра, никогда!
Шрифт:
— Пообещай!
— Я обещаю! — загорелись его глаза огнем. — Твой дворец останется твоим извечным прибежищем!
Тенебра аккуратно подалась назад и, одобрительно наклонив голову, исчезла в портале.
Гаут поглядел на короля:
«Нельзя, да?»
— Она нам нужна. Останься пока здесь.
Демон растекся вокруг алтаря, окружив его своей булькающей лавой. Послышался громкий шумный выдох, и пламенная жижа застыла, обратившись в черный камень. Лациф внимательно осмотрелся и пошел к выходу.
«Что ж, значит пора».
Кевин стоял у дверей огромного особняка, когда ему открыл дворецкий.
— Мистер Бурс?
— Да,
— Прошу пожалуйста, мистер Малрони ожидает вас.
— О, а вот и ты пацан! — в коридоре этого огромного дома сидел на диване Хомгер.
— Мистер Малрони?
— Ты не в курсе, видимо как обстоят дела. Бредли теперь глава корпорации. Возможно, самый юный в истории мира богач. Хотя, нет, был же еще пятилетний швед и ирландец, а еще этот лососевый и табачные сестры…в общем-то, их тьма. Но неважно. Малрони теперь держатель 58-ми процентов акций корпорации Мировых игр.
— Вот оно как.
— А ты что? Не передумал? Все-таки король говорил грядет война. Может стоит переждать ее здесь? В тишине и спокойствии?
— Поэтому вы здесь? Прячетесь?
— Нет. Хвосты прибираю. Лациф мне много головной боли дал, и ты одна из них. У меня для тебя подарок, — он протянул парню пластиковую коробочку.
Кевин открыл ее. На дне в мягких пазухах лежали одна единственная ампула с прозрачной жидкостью и шприц.
— Все легко, колешь это в вену, подключаешься, десять минут, и ты больше не с нами. Катетер поставишь в медкомнате на втором этаже, крайняя дверь слева, — указал он рукой направление. — Потом просто иголку в дырку и готово. Не бойся, твои похороны и все остальное Лациф нам поручил. Уйдешь с почестями. Бредли правда пока занят, как собака, но зато какой опыт у парня. Хотя я опять нянька, — заворчал Хомгер.
— Он теперь живет в Нью-Йорке?
— Да, перевелся сюда. И как главу фонда его на заочное приняли со всеми его потрохами, счастливо улыбаясь новому спонсору. Ну, Нью-Йорк город возможностей и бла бла бла, — махнул рукой Хомгер. — В общем, парень, живи, наслаждайся. Как решишься, вирт наверху в твоей комнате.
— Почему именно Бредли? — оглядел богатое внутреннее убранство особняка Кевин.
— Потому как в силу своего возраста, он не может сам распоряжаться деньгами корпорации, но может быть ее представительным владельцем. Поэтому наш хитрый король и взял его как главу. Будет его лицом и руками, пока ему это нужно. Да у него даже так теперь обеспеченное будущее лет на триста с теми деньгами, что потекут в карман. Он теперь как сыр в масле будет кататься.
«Да и не он один, — мысленно договорил Хомгер. — Он уже успел ознакомиться с распределением активов и понял, что Лациф не забыл ни о ком. В случае его смерти и распада корпорации деньги уходили семье Ларри Бошмана, на благотворительность детям сиротам, на благотворительность людям, болеющим раком, на благотворительность лечащимся от цирроза и пожертвования врачам, страдающим от травм и прочих недугов. Часть средств уходила самому Бредли, Хомгеру, семье Леонарда Стодса и семье Александры Верховой. А остальное замораживалось на неизвестном и невидимом счету, который Лациф спрятал от всех. Видимо, он сам не знает, чего ждать, поэтому готовится к самому худшему, — Хомгер вздохнул. — Как ни крути, а теперь бессмысленно оставлять этого упыря. Он его огромный денежный мешок и, чтобы там не произошло Хомгер станет баснословно богат, как только выполнит последнее условие их договоренности».
Кевин сидел за виртом. Была поздняя ночь, а он все никак не решался снять игру с паузы. В дверь тихонько постучались,
— Подарок от главы? — улыбнулся Кев, указав на украшение.
Тот кивнул и встал рядом.
— Может останешься? Судя по тому на что, я согласился, дел у меня теперь невпроворот. Мне бы не помешал помощник.
— Нет, я совсем на это не гожусь, — покачал головой парень.
— Создал аватара?
— Да. Вот погляди, — он открыл гостевой экран, и перед Бредли медленно закрутился высокий крепкий мужчина лет тридцати. Со светлой кожей и добрыми голубыми глазами, но при этом не лишенный определенной мужественности и брутальности.
— Как назовешь?
— Кевин. Это новый Кевин Бурс. Я уже сдал все добро Доссу, и тот пообещал, что выдаст мне не хуже.
— Глава в курсе?
— Они ждут меня.
— Тогда, думаю, с этим Кевином нам стоит попрощаться. Все же, мне еще хоронить тебя. Кого позвать на службу?
— Вот их, — Кевин протянул бумажку со списком фамилий. — А вот это, — протянул он конверт, — передай пожалуйста Дину. Хомгер знает его.
— Хорошо. Что-то еще?
Кев неуверенно кивнул:
— Помоги мне. Я сам не могу.
Бредли болезненно скривился, глядя на уже готовый шприц:
— Давай я спрошу в последний раз. Ты уверен? Дороги назад не будет. Можно ведь жить и тут, и там.
— Я могу жить только там. Здесь так, кручусь как белка в колесе. Это не жизнь, — он протянул руку, в вену которой впился небольшой катетер.
— Просто сюда?
— Да.
Бредли шумно выдохнул, собираясь с силами, открыл шприц, чуть спустил жидкости, убирая воздух из колбы, и воткнул иглу внутрь катетера.
— Встретимся в Цивитасе, — улыбнулся он добродушному розовощекому Кевину.
— Да, Гал. До встречи.
Жидкость попала в кровь; игра была снята с паузы, и новый персонаж очнулся в изначальной локации. Некоторое время он недвижимо стоял, но вдруг рухнул на землю и замер. А спустя пару секунд, поднялся с уже осознанным знакомым добродушным взглядом.
Бредли, смотрящий за ним в гостевой экран, улыбнулся:
— С новой жизнью тебя, дружище, — он поглядел на лежащее бессознательное тело только что умершего Кевина Бурса. — Боб! — крикнул парень, — надо заняться похоронами!
Глава 17
Грифон топтался у ног Лацифа. За неделю гринда на равнинах он вымахал вдвое и теперь был размером со взрослого льва, метра полтора в холке. Пятно тоже не отставал и хоть и был хилее брата, но норовом обладал мягким и легко подчинялся приказам, за что солдатня полюбила его больше и помогала с добычей, подкармливая бывшего вегетарианца. В отличие от норовистого Крылатого, что подпускал к себе только Лацифа, Пятно, как щенок, ласкался ко всем и тут то ли родились они такими, то ли впитали привычки своих хозяев. Крылатый продолжал шипеть и пугать, но перевел свою агрессию на тех, кто пытался приблизиться к Лацифу. Король не стал пресекать такое поведение, лишь указывал на разницу между врагами и друзьями. Пару раз они даже вдвоем ходили на равнины, и тот кружил над ним, звонко крича и хвастаясь своими размашистыми крыльями. Во время собраний и общих сборищ он стал, подобно Гауту, укладываться поблизости и внимательно взирал на присутствующих. Грифон вскакивал каждый раз, когда кто-то тянул руки к королю, явно считая себя единоправным собственником Лацифа.