Ни вензелей, ни китайца
Шрифт:
Марина поспешила в комнату и ничуть не удивилась, когда обнаружила на экране сцены из «Трудностей перевода» – это Элин любимый фильм. Может быть, потому он так привлекал дочь, подумала Марина, что ей самой скоро предстоит отправиться в другую страну – учиться на биоинженера. Наша мама даже немного завидовала своей дочке, ведь таких возможностей у неё самой никогда не было. Но удобно устроившись на диване, обозревая спину Эльвиры, которая села на полу, по-турецки скрестив ноги, Марина отдалась мечтам о прекрасном будущем дочери и о том, как своей поддержкой будет помогать Эле ступать по пути жизни смело и выбирать лучшие на нём повороты. Она восхищалась дочкой, которая до такого позднего – по нынешним-то временам – возраста сохраняла тёплую привязанность к маме. Казалось, лучше для Эльвиры нет и не может быть компании. «Дочка выросла благодарная» – подумала Марина – «Ну какое счастье».
– Мама, что же ты не берёшь вензель? – спохватилась вдруг Эльвира.
– Ох, я и забыла. – ответила Марина. – Но я лучше панкейк.
– Заварить тебе ещё чаю?
– Если тебе не трудно,
Эльвира справилась очень шустро и принесла аккуратный чайник богемского фарфора и чашки. Но фильм они так и не досмотрели. Им обеим вдруг отчаянно захотелось поболтать. Мама и дочь поделились друг с другом последними новостями. Эля сообщила, что из Берлинского университета прислали положительный отзыв – она будет допущена в очный тур конкурса.
– Ну что же ты сразу не сказала! – воскликнула мама.
– Не знаю… – растерялась дочь.
Марину не переставало удивлять то, какой непрактичной бывает Эля. Иногда казалось, что вопросы судьбоносного характера её ничуть не волнуют, зато сколько внимания к мелочам! Эля была из тех детей, кто с упоением выбирает расцветку нового пледа или собирает пазлы, но кто теряется, когда его просят определиться с будущим. Как будто, думала Марина, дочке не хватает смелости или решительности для овладения собой и своей судьбой. И в то же время Марина была рада, что она есть у Эли, поскольку ей самой жизнь не оставила выбора и вынудила суетиться. Ценой тому стал отказ от всякой мечтательности, зато теперь она, добившись успеха, может позволить дочке подольше оставаться ребёнком. Марина попросила Элю пересесть на диван и рассказать поподробнее про Берлинский университет, чтобы она могла составить своё мнение. Дочь выложила ей чуть ли не всю историю этого места, с датами и именами, как обычно. Марине на какой-то миг показалось, что Берлинский особенным образом запал в душу девочки и, значит, ей надо туда. Но потом она вспомнила, что про Парижский дочь говорила с не меньшим вдохновением. Ну ладно, у них ещё будет время определиться.
– А у меня для тебя тоже новости. – сказала Марина.
– О, давай, мам. – ответила дочь.
– Это про Надю, ну, ту, из Кирова.
– А-а…
– Помнишь, я рассказывала тебе про её сына? Твой двоюродный брат.
– Помню, конечно!
– Он хочет поступать в институт в Москве. Может быть, остановится у нас.
– О, правда? Вот это здорово! – как будто искренне обрадовалась Эля.
И действительно, не то чтобы Эльвира прямо-таки засветилась от счастья, но вся её мимика – улыбка, приподнятые брови, широко раскрытые глаза, – не оставляли сомнений в том, что Эля чему-то рада. В моменты, подобные этим, Марина не могла понять свою дочь и поэтому расстраивалась. Ведь когда она говорила про Борю, она рассчитывала, что Эля сама смекнёт бесперспективность его намерений, удивится такой отчаянной наглости и столь резкой перемене Бориных жизненных ориентиров. Но дочь как будто не видела противоречий. Было ли это следствием того, что для самой Эли не существовало границ, или она просто слепа к этой стороне жизни, Марина не решалась определить. А иногда ей казалось, что дочь выражает свою радость как-то автоматически, как будто играя её и не зная своих настоящих мыслей и чувств. Вот и в этот раз было на то похоже, и чтобы поскорее отделаться от неприятного чувства, Марина сама объяснила Эле, что приезд Бори – это, в общем-то, очень странно. И Эля снова не разделила маминого скепсиса. Она сказала, что будет верить в Борю, а если надо, то и поможет ему с подготовкой. По крайней мере он энергичный, главное – направить его силы в нужное русло. Ну, а если и не получится у Бори, то тоже ничего страшного, он приобретёт опыт и, кто знает, по-настоящему загорится мечтой о поступлении. А тогда ему останется лишь усердно готовиться и попробовать через год.
– Ты у меня очень дружелюбная, дочь. – сказала Марина. – Но мне кажется, ты на мир смотришь через розовые очки.
– Да нет, мам. – объяснила Эля. – Просто в Борю раньше никто не верил, вот у него и не получалось. Если мы его поддержим, то он сможет измениться.
– Такие люди не меняются. – отрезала Марина.
– А вот и меняются. – с улыбкой, по-детски, но напористо заявила Эля.
Вскоре после того, как тема Бори была оставлена, Эля обняла маму и вернулась в свою комнату. Марина сидела на диване, задумавшись. Очень они разные с дочкой и, очевидно, она не смогла её всему научить. Но жизнелюбие, добродушие Эльвиры так восхищали её маму, что она не видела никакого повода тревожиться о недостатке иных черт. Удивительно, как это ей удалось вырастить такого незлобивого, тянущегося к прекрасному ребёнка. И пусть она остаётся такой на всю жизнь, главное – чтобы никакой вандал не испортил этот цветок. Тем вечером, преисполненная веры в дочь, Марина засыпала счастливой. Она подтянула своё огромное одеяло аж до самого носа и улыбалась, лёжа под ним, тоже как ребёнок, почти что как Эля.
Прошло несколько месяцев, в течение которых всё шло своим чередом – Эля продолжала собирать урожай из откликов лучших университетов мира, а Марина – в свободное от будней топ-менеджера время – пыталась добиться от дочери определенности в выборе ВУЗа. От Нади, как и предполагала Марина, не пришло больше ни весточки о планах её сыночка, и быть поводом для волнения его потенциальный приезд в семье мамы и дочки давно уже перестал. Но вдруг, в начале лета, когда горожанам казалось, что впереди целая жизнь, а всё вокруг было молодо, свежо и зелено, вдруг Надя объявилась вновь – на этот раз она смогла дозвониться только к Марине домой и объяснила ситуацию Эльвире. Да, Боря приедет. Совсем скоро, уже такого-то
– Мы тоже очень ждём Борю! – сказала Эля. – Он нам ничем не помешает. Наоборот, веселее будет.
– Хорошо, Элечка. И ты к нам как-нибудь приезжай.
Марину эта новость обескуражила. Во-первых, как это она могла ошибиться в своём предсказании? Ведь Надя и раньше могла ляпнуть что-нибудь далекоидущее, но ни за постройку нового дома, ни даже за похудение она так и не взялась. Почему же именно Борино поступление, казавшееся Марине мифическим, оказалось реальным, вопреки безынициативному, склонному к пустым мечтаниям характеру сестры? Затем, и это самое удивительное, Марина испытала нечто, похожее на зависть и ревность – ревность к успеху. Таланты и достижения Эли вдруг как-то померкли в глазах Марины, стали казаться ей уязвимыми пред напором кировского абитуриента. Если даже такой тип может позволить себе поступление в ВУЗ, то, может, и не так особенны результаты Эли? И пока её дочь пребывает будто в летаргии, неспособная определиться с университетом, Боря нахрапом возьмёт то, что, как он думает, ему причитается. Марина начинала сомневаться в ценности талантов и трудолюбия. Быть предприимчивым и наглым – вот всё, что, по-видимому, важно для хорошей карьеры. Как бы годы и силы, потраченные Эльвирой на честное и трудоёмкое ученье, не оказались памятником житейской наивности. Марина вызвала дочь на разговор.
– Эля, я хочу, чтобы ты наконец решила, куда будешь поступать. – сказала взволнованная мама. – Если не совершить выбор, можно остаться ни с чем.
– Мама… Это так сложно! – ответила Эля. – Все университеты такие чудесные.
– Эля! – Марина повысила голос. – Я даю тебе неделю. Это твоя главная задача сейчас. От этого всё зависит.
– Что зависит, мам?
– Эля!
О своей горячности Марина пожалела ещё тем же вечером, когда читала книгу по бизнес-эффективности на балконе квартиры. Она поняла, что Надина весть впечатлила её гораздо сильнее, чем то было бы сообразно. Маловероятно, что, спохватившись так поздно, Боря достигнет высот Эли. Ведь путь в Берлинский ему всё-таки заказан. Просто она сама, Марина, была принуждена жизнью узнать о конкуренции всё и, если и добилась какого-то положения, то только потому, что боролась за своё место изо всех сил. Никакой катастрофы пока что не произошло, но ей стоит помочь Эле сделать решающий шаг. Теперь она будет внимательнее следить за развитием событий, и спасибо за это Борису.
Его приезд влёк за собой вопросы также практического характера, и Марина расстраивалась этому, потому что ценила своё время. Как от сердца она оторвала часы, которые пришлось потратить на приготовления. Первым делом она решила выбрать для Бори комнату и, пожалуй, впервые пожалела о том, что было из чего выбирать – в их квартире пять из семи комнат пустовали. Сначала она хотела расположить гостя рядом с собой, чтобы по возможности быть в курсе его перемещений. Но затем она почему-то решила, что контроль только распалит авантюризм этого юноши и, может быть, будет лучше продемонстрировать ему своё доверие, заселив в комнату, посредине между её собственной и Эльвириной. Марина долго не могла решить и обратилась за советом к Эле. Та удивила маму, предложив определить Бориса по соседству с ней – им-де надо подружиться, и что, как не сознание близости, этому поспособствует? Марина была заинтригована – что же в этой наивной девочке Эле всё-таки хочет оказаться рядом с мужчиной? Она предложила дочери хотя бы установить замки на двери её комнаты, но Эля посмотрела на маму глазами, полными непонимания, и тем вынудила отказаться от возведения барьеров.
– Ну ладно, Эля. – сказала Марина. – Теперь нам надо перетащить туда диван и освободить шкаф.
– Хорошо, мама, давай. – ответила Эля.
Глава 2
Боря приехал в субботу. Чтобы встретить его на вокзале, Марине пришлось отменить и пробежку, и плавание. По выходным её водитель отдыхал, и, нажимая на педали своего БМВ, Марина сожалела о том, что это её единственная физическая нагрузка за день. Всё шло наперекосяк из-за приезда племянника, и Марина никак не могла найти в себе сил порадоваться его появлению. Раньше времени зайдя на платформу, она тоскливо сидела на лавочке, думая о том, как, несмотря на отсутствие всякого интереса, продемонстрировать Борису приязнь и расположение. Родственные связи не вызывали – сами по себе – в Марине особых чувств, и она пыталась понять, почему. Мысль её двигалась очень вяло тем утром, и ответа ни на один из вопросов она так и не нашла. Поезд прибыл по расписанию, и Марина заглядывала в проплывавшие мимо неё окна состава с волнением, вызванным боязнью обнаружить в Борисе кого-то уж совсем непотребного. Но ей пришлось отыскать нужный вагон, чтобы встретить племянника, и Марина имела десяток секунд, чтобы оценить Борю, пока он суетился под тяжестью чемодана. Ей почему-то бросились в глаза его уши – огромные, оттопыренные, рельефные, на них будто не хватало кожи. Такого же размера глаза, казалось, пожирали чемодан, а увеличенные зрачки выдавали в Боре то ли наркомана, то ли безумца. И самое неприятное, чудовищная асимметрия лица, правый уголок его губ вздымался едва ли не до уровня носа. Движения Бори иначе, как нервными, было не назвать. Впрочем, всё это производило скорее комичное впечатление. Преодолевая сильное сопротивление, Марина подошла к нему.