Ни вензелей, ни китайца

Татаринов Дмитрий

Дома её ждал небольшой, но приятный сюрприз – Эля приготовила для мамы киноа с овощами и вымыла всю посуду. Она сообщила маме, что Боря всё ещё спит и не причиняет ей никаких неудобств. Марина брезговала принимать душ после племянника, но, к её удаче, Бориных следов она не обнаружила во всей ванной. Решившись остаться в халате, Марина съела ленч и, движимая потребностью хоть с кем-то провести серьёзный разговор, спросила у дочери:

– Эля, ты определилась с университетом?

– Пока нет, мама. Никак не могу выбрать.

– Эля, ну когда же? Остаётся всего месяц, нам надо покупать билеты.

– Ещё больше месяца, мам. Я скоро определюсь. Жаль, что нельзя поступать во все сразу!

Марина вдруг

поняла, что её жизнь идёт под откос. Последние лет десять ей было не на что жаловаться, и особенно приятно ей было сознавать, что всё это – результат её труда. Но вот, словно огромная туча над побережьем, в её жизнь ворвались проблемы. Наверняка так и задумано – Эля, талантливая, трудолюбивая девочка упустит свои возможности из-за излишней мечтательности, а племянник либо прибьёт её сгоряча, либо выведет из себя и спровоцирует на противоправные действия. У Марины было такое чувство, будто бы почва уходит из-под её ног. Она теряла всякую опору. Дав ещё один строгий наказ дочери по поводу университета, Марина уже не верила, что её действия в этом мире будут иметь эффект. Она почувствовала себя беспомощной и решила забыться сном.

Похоже, это было верное решение, по крайней мере по пробуждении Марина ощутила прилив сил. Она не помнила, чтобы ей что-то снилось. Тепло, пришедшее в город, убаюкивало её и подогревало ослабшую веру в лучшую судьбу. Марина оглядела свою роскошную комнату – мебель, картины, статуэтки, – запас прочности в её жизни велик! Если дочь продолжит жить в присущей ей неопределенности, она выберет университет за неё. И это будет Берлинский. Марину захлестнули фантазии о жизни Эльвиры на немецкой земле. Увлеченные, деловые профессора; вольнодумные, но серьёзные ребята-студенты; лекции в старинных корпусах; микроскопы, баночки-скляночки; общежитие. И она обязательно будет навещать дочь, как минимум – раз в месяц. Какое счастье, что она в состоянии позволить себе приезжать в Берлин хоть каждую неделю. Марина бы ещё долго мечтала, но вдруг ей показалось, что в гостиной переговариваются. Она накинула тапочки на свои голые ноги и на цыпочках подошла к двери. Действительно, какие-то голоса. Как ни прислушивалась, она не смогла расслышать ничего конкретного и распахнула дверь. Её взору открылись Эльвира и Борис.

– Ой, мам, мы тебя разбудили? – взволновалась Эльвира.

– Э-э… Да нет. А у вас тут что?

– Ничего, всё хорошо. Я предложила Боре помощь с экзаменами. У него мало баллов ЕГЭ, ему нужно хорошо сдать вступительный.

– Вот как.

– Ага. – сказал Боря. Он был уже достаточно свеж и ничем не выдавал обстоятельств своего возвращения в эту квартиру. Что Марину удивило, так это непонятной формы кепка, покрывавшая его голову, и платок, повязанный на шею. «Какие-то рокерские штуки» – подумала мать семейства. – Вот только я вам, – он показал в сторону Марины, – уже говорил насчёт институтов. И ещё раз повторяю для всех: они мне нахрен не сдались.

– Но Боря, ведь… – начала Эля.

– Нет, стоп. – прервала её Марина. – Ради бога, Боря, это твоё дело. Не хочешь учиться, не надо, тебя никто не заставляет. Да, твоя мама расстроится, но разве тебя это волнует?

– Меня… – пытался вставить словечко Борис.

– Но! – перебила его Марина. – Чтобы в таком виде, как утром, я тебя больше не видела, ты понял? Ты здесь гость, поэтому принимай наши правила.

Боря, надевая ботинок, молчал, но скалился – правый угол его губ потянулся к носу. Одевшись, он выпрямился и бросил напоследок:

– Моё почтение!

Снова ощутив усталость, Марина отправилась на кухню и попросила дочь её не тревожить. Она поела суп, который сама же накануне приготовила, и похвалила себя за вкусное блюдо – так поступать её когда-то научила психолог. Посуду она оставила для дочери – той всё равно, кроме зубрёжки,

особо нечем заняться. Закрывшись в своей комнате, она стала фантазировать о том, что ей готовит день грядущий – понедельник. Офис – это её стихия, место, где Марина блистала и умом, и грацией, и стрессоустойчивостью. На понедельник был назначен совет директоров, и им – шести мужчинам и Марине – предстояло решить, расширять ли бизнес на восток. Впервые за долгое время так близко столкнувшись с провинциалом, Марина начинала сомневаться, что справа за МКАДом хватит кадров хотя бы на несложное дело ритейла бытовой техники и электроники. Но самое страшное уже произошло – её личная жизнь стала влиять на принятие бизнес-решений. И вообще, не взять ли ей на завтра отгул? Она позвонила боссу, чтобы признаться: в организм, похоже, пробралась какая-то хворь. Но Иннокентий Максимович зарубил притязания Марины на отдых. Завтра она должна быть в офисе. Их ждёт очень важное и непростое обсуждение. Он знает, что Марина не подведёт. Она не могла отказать. Да, она будет. Чтобы как-то снять стресс, Марина отправилась за покупками.

Марина как раз доставала из багажника машины пакеты с обновками, когда из подъезда вышел Боря, а следом за ним, будто догоняя его, выскочила Эля. Оба, заметив Марину, остановились.

– Что происходит? – строго спросила Марина.

– Я хотела, чтобы он тёте Наде позвонил. – сказала Эля. – Она же волнуется, наверное.

– Мне не до этого сейчас. – бросил Боря и хотел идти.

– Стой. – сказала Марина. – Чем ты так занят?

– Поступлением, вы же знаете.

– Сегодня воскресенье.

– А ваше какое дело? Вы себе вещичек накупили, вот и радуйтесь. – он показал на пакеты, в ряд стоявшие у ног Марины.

– Боря…

– И дочке своей скажите, что в такую дрянь, как шахматы, я с ней не буду играть никогда.

«Вот паршивец» – подумала Марина. Но ей не оставалось ничего, кроме как отпустить Борю на все четыре стороны. Он завернул за угол дома и скрылся из вида. Эля, какая-то безутешная, подошла к маме, чтобы помочь донести сумки. За свою неизменную, даже в трудные минуты, заботливость она была вознаграждена мамой новой толстовкой. На ней был изображён зверофрукт, на манер тех, какими Эля в качестве стикеров пользовалась в мессенджере. Дочь, снова изобразив безмерную, очевидно наигранную радость и умиление, долго благодарила маму. Примеряя толстовку и так, и эдак, она выглядела очень довольной. Эля даже предложила маме посмотреть фильм. Марине пришлось отказаться, сославшись на расшатанные нервы. Но на самом деле она была рада тому, что инцидент с Борей, казалось, был оставлен в прошлом. И её сильно смутило, когда Эля начала разговор о двоюродном брате:

– Мама, а ты понимаешь, почему Боря такой?

– Такой… какой?

– Ну не знаю. – растерялась Эля. – Такой отстранённый.

– Ну… – Марина подбирала слова. – Он мальчик, у него непростой возраст, непростые условия жизни. У него есть поводы быть недовольным.

– Но он не хочет принимать помощь…

– Это нормально, дочь. Сейчас он верит, что со всем справится сам.

– Мне кажется, он не собирается никуда поступать. – Элины глаза наполнились влагой, но быстро подсохли.

Марина заёрзала в кресле. Ну что она может сказать дочери?

– Это не совсем наше дело. Нас попросили только принять его на эту неделю.

– А может быть, – не унималась Эля, – может быть, мы попробуем его уговорить?

– Бесполезно. – сказала Марина. – Даже если уговорим сейчас, он бросит институт потом. Он сам должен выбирать и мотивировать себя.

– Хм… – Эля задумалась и как будто потеряла интерес к разговору. Она пошла на кухню, и вскоре до Марины донёсся звук соковыжималки. Эля вернулась с двумя стаканами – один она протянула маме. Марина, листавшая журнал, поблагодарила дочь.