Ни за грош

Абрамов Геннадий Михайлович

— Не донес. По дороге бросил. Бегала — подобрала. Березка молоденькая.

— Тоже у сарая лежит?

— Не, милок. Распилила да сожгла. Ему она ни к чему, а мне мешалась. Сухонькая. Я ее мигом, — Тужилина вдруг осеклась и встала руки в боки. — А чтоито ты мне все мелкие вопросы задаешь? Ишь, какой дотошный. Про березку, про топор. Зачем тебе?

— Хорошо. Будут вам вопросы и покрупнее, — Изместьев пересел поближе к свету, к лампе.. — Вы сказали, Павел Никодимыч воевал?

— У, орденов — на подушке не помещаются.

— И характер — боевой, соответствующий?

— Может,

и был когда. А теперь… на печи воюет. С тараканами.

— Какой он? В двух словах. Злой? Добрый? Жадный?

— Что ты. Окстись — какой злой. Не-е-ет. Он жалостливый… Может, и вспыхнет иной раз… Сердится, когда обижают.

— Вас?

— Зачем меня? Я сама кому хошь… так махану, что не обрадуется.

— Стало быть, сердится? Не может видеть, когда с кем-нибудь поступают несправедливо?

— Вроде так. Верно.

— И как в таких случаях поступает?

— Кипит… Ой, да куда ему. Думает, воевало не растерял. Пошумит, да и за бок схватится.

Изместьев приподнялся.

— Евдокия Николавна, мы немного побеседуем с хозяином дома? Не возражаете?

— Он же, — запнулась Тужилина. — Иль из памяти вон?

— Не волнуйтесь, мы не забыли.

— Милок, — не на шутку встревожилась она. — Ты и впрямь что-то худое задумал?

— Нам необходимо побеседовать.

— Это как же — больного терзать?

— Не повредим, — сказал Севка.

— Э-ка, не повредим. Нет! — отрезала она. И ускользнула в комнату, прикрыв за собой дверь. — Нельзя! Не пущу!

9

— Стало быть, так, — выключив магнитофон, негромко сказал Изместьев. Приступаем к самому главному. Напоминаю. Действовать осмысленно, сообща…

И еще немного теории. Преступлению всегда сопутствует аффект. Если преступник новичок — а в этом у меня уже нет сомнения, — то в психике его под влиянием аффекта происходят существенные отклонения. Изменяется мыслительный процесс, скорость и правильность ответов, реакций организма, по-другому распределяется внимание, иначе закрепляются и сохраняются навыки и тому подобное. И, что особенно важно, остаются следы преступления. В заметной форме. И наша с вами задача — вызвать аффективные следы, суметь проследить ик и зафиксировать.

— Не потянем, — сказал Иван.

— И откуда вы все знаете? — Севка весь вечер восхищался новым знакомым.

— Набор слов, — продолжал Изместьев. — По очереди, строго по одному. Там, в сторожке, вас интересовало, зачем я исписываю лист. Причем разными, будто бы не связанными друг с другом словами. Теперь понятно?.. Он отвечает. Тоже словом. Любым. Первым попавшимся, какое придет в голову. Мы с вами фиксируем время и степень волнения… Метод ассоциативный… Если предъярляется обыкновенное слово, не связанное с печальным событием, то и отвечает он обыкновенно. Строго детермннированно-здесь нет ничего случайного… А вот когда предъявляется слово, которое вызывает аффективное воспоминание, тогда, во-первых, все сильно тормозится. Во-вторых, ответ с явными признаками возбуждения. Заминки, многословие. Ответ, как правило, примитивнее, чем обычно. И в-третьих — окрашенная реакция… Кроме того, словесный ответ напрямую связан с мышечным действием. Надо бы измерять еще и усилие — например,

нажим руки. Простенький прибор. При возбуждении сила сжатия увеличивается, и стрелка дрожит, скачет или плавно идет вверх. К сожалению, прибора у нас с собой нет, и поэтому, Ваня, возьмешь его руку в свою — вот так — и последишь, что с нею будет происходить. А ты, Всеволод, помимо магнитофона, будешь еще и записывать его ответы.

— Он же не говорит.

— Это моя забота, В крайнем случае, постараюсь прочесть по губам. Ваше дело — точно фиксировать. Вот ручка, бумага. И не забудьте про магнитофон, надо вовремя перевернуть кассету… Кажется, ничего не упустили… Пошли?

— Что-то неохота, — замялся Иван.

— Вот это новость. Почему?

— Фигня какая-то.

— Ага, — смущаясь, поддержал приятеля Севка. — Вообще-то похоже на издевательство.

— Ну, богатыри, — возмутился Изместьев. — Приехали… Я же вас предупреждал.

— А если окочурится?

— Исключено.

— Да ну, — упрямился Иван. — Неохота.

— Послушайте, молодые люди. В конце концов, это необходимо прежде всего вам. Подумайте хорошенько. Иного способа доказать его вину нет.

— А мы не видели, как он убивал.

— Еще не легче… Вы мне не верите? Тогда зачем мы сюда пришли?

— Да верим, — кисло сказал Севка. — Верим.

— Ведь главное, чего мы добиваемся: его почти наверняка не смогут судить. В результате — некого судить! Вы понимаете? Не-ко-го!

— Ладно, — сдался Иван. — Аида.

И они понуро направились в комнату.

10

Тужилина молилась в красном углу.

— Евдокия Николаевна, нет ли у вас каких-нибудь дел по хозяйству?

Тужилина за спиной показала Изместьеву кукиш.

— Понятно, — сказал Изместьев. — Бастуем, — и пододвинул табурет к постели больного. — Павел Никодимыч? Как вы себя чувствуете?

Иван устроился с магнитофоном у изголовья, а Севка, оседлав лавку у окна, старательно разгладил перед собой лист бумаги и в ожидании начала смачно прихлопнул его ручкой.

— Господи, — прошептала Тужилина. — Что надумали?

— Я попрошу вас выйти.

— А что ты распоряжаешься? Ишь. Я в своем доме нахожусь.

— Никто не должен нам мешать. Ни вопросов, ни просьб — ничего. Тишина мертвая, как во время операции. Вы способны выдержать, Евдокия Николаевна?

— Черти вас принесли.

— Все! Тишина! — Изместьев склонился к больному.

Иван включил магнитофон.

— Павел Никодимыч, вы меня слышите?.. Извините, что беспокоим, но дело неотложное… Помогите следствию… Человек вы с опытом. Воевавший… Нам необходимо выяснить… что с вами случилось?

Бескровное лицо Хопрова оттеняла испуганная улыбка. Он не понимал, ни кто перед ним, ни что происходит.

— Хорошо. Мы поступим следующим образом… Вы меня слышите?.. Я буду называть вам слова. Строго по одному. А вы попробуйте ответить. Спокойно. Как сможете. А я постараюсь понять… На каждое мое слово.

Очень просто. Ну, например. Я говорю «небо», а вы — «голубое» или «чистое», или «с облаками». Первое, что придет вам в голову… Договорились?

Тужилина бессильно опустилась на табурет: