Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
— За что ты так со мной? — в слезах женщина схватилась острыми ногтями за чёрную ткань камзола Рэбэнуса и повисла на нём. — За что?!
— Отцепись!
Одним чётким он движением отодрал Ивет от себя. Та, не удержавшись на ногах, упала на пол. Но вместо ещё пущих слез, гнев затмил остатки помутневшего разума.
— Разве так я тебя воспитывала? Разве так я учила тебя обращаться со мной? Ты, неблагодарный трус! Видите ли, ему мешала моя семья! Для чего ты их всех убил? Для чего?!
— Они сами жаждали
— Они были мне семьёй! — закричала на весь кабинет Ивет.
Рэбэнус для боли сжал челюсти.
— Я тоже твоя семья! — не выдержал он и схватил женщину за плечи. — Ты вырастила меня, как своего родного сына!
Их взгляды, направленные друг на друга, — волны непереносимой боли, части треснувших душ. Они не хотели ничего из этого, не собирались говорить подобные слова и смертельно ранить друга друга . Одиночество их было столько велико и беспощадно, что любви невозможно было отогреть нескончаемый космос .
Поэтому ненависть оказалась сильнее.
— Ты мне больше не сын .
И он убил её.
Я вдохнула воздуха столь жадно, будто только что вынырнула из воды. Сердце колотилось как бешеное, взлохмаченные волосы прилипли к влажному от пота лбу, тягучие остатки сна медленно растворялись в сознании, уступая место реальности. Я села в кровати и устало провела рукой по лицу. О Чуан-шэнь?, даже теперь не поспать нормально, везде меня мучили кошмары: что в повседневной жизни, что на душе. А ещё столько всего предстояло сделать, и даже представить страшно, с чем мне придётся столкнуться...
Стоп.
А где я?
Быстро оглянулась — и с недовольным стоном осознала, что находилась в комнате Инграма, в его кровати. Да и ещё раздетая до лифчика и трусиков.
Приплыли.
Я срочно себя осмотрела, но не обнаружила на себе ни единого синяка или засоса. Значит, Инграм не трогал меня, пока я была без сознания. Облегчение длилось недолго и вскоре сменилось отчаянием: в какой момент моя жизнь свернула не туда, что теперь не я властвовала над мужчинами, а они надо мной? Что по утру я боялась обнаружить себя использованной против воли? И что любовь для меня теперь — очередная доза, но никак не страстное наслаждение? Без обязательств, мыслей и боли...
Не выдержав, я судорожно вдохнула запах одеяла: мох, вечерний туман и табак — самое лучшее лекарство. Его запах. Человека, из-за которого я теперь не могла нормально мыслить, от которого зависела как морально, так и физически — и это отвратительно. Противоречило моему характеру, жизненным устоям, общественной морали.
Ненормально.
И я отлично это осознавала. Всей душой понимала, что это плохо для меня кончится и что надо бежать и как можно быстрее, а моё положение — это рабство, потеря воли, насилие над телом. Казалось бы, нужно всего лишь не поддаваться Инграму, не видеться с ним, не лезть к нему, а лучше вообще его забыть и никогда не приближаться — звучит легко, но как же трудно это сделать. Какой бы высокомерной сучкой
Но отчего же я так глупо топталась на месте?
Всё шло с детства: непризание другими, зависимость от внимания, любовь к Алестеру, победы в постели и нескончаемое одиночество... Я просто устала быть сильной, хотелось на кого-то положиться, но подставленное плечо оказалось с шипами. Я сама связала себя кровавыми путами с человеком, который никогда не сделает мне ничего хорошего, и сама же в этом была виновата.
Но я не могла жить иначе.
Я слишком хорошо знала, каково это — любить то, что тебя разрушало.
Громкий звонок тут же закончил размышления. На ближайшем столе я нашла не только свою одежду, но и телефон. Звонила Мэри. Брать трубку не стала: пошла куда подальше эта сумасшедшая женщина, ведь наверняка бы сейчас выкатила бы мне огромную истерику и позвала бы домой для пущих разборок. Или чтобы в очередной раз запереть.
Поставив телефон на беззвучный, я бросила его на кровать и туда же свою одежду: вряд ли сегодня пойду в институт, тем более в ципао, которое от вчерашних приключений всё измялось и запахло неприятным. На пол упало письмо — и пульс тут же участился.
Кладбище. Пустой гроб. Ворон. Послание. И множество алых взглядов, обращённых на меня.
Не без напряжения я подняла конверт и прочла содержимое.
«Найди меня — иначе быть тебе мёртвой».
Класс, угроза на высшем уровне.
Спасибо, конечно, а сама бы не догадалась, что нужно сделать. И что ты хочешь убить меня, Рэб.
Да, почерк был его, как и рисунок на обратной стороне пожелтевшей бумажки: пять точек, соединённых неравными отрезками, которые образовывали непонятную геометрическую фигуру.
Здорово, вот загадок мне ещё не хватало для полного счастья.
Пребывая в раздражённом состоянии, я натянула на себя первую попашуюся футболку, по длине дошедшую по мне до колен, тёплые носки и вышла из комнаты. Утренний свет заливал в длинные окна, зелёные стены создавали атмосферу приближающейся весны, а тающий снег напоминал, что самые сильные морозы наконец-то прошли и вскоре станет теплее. Кухню я видела на первом этаже, поэтому туда и направилась: очень хотелось есть, особенно после всего произошедшего. Стоило лишь надеяться, что впереди окажется не так много препятствий, чтобы найти Рэбэнуса. И зачем мне его искать? И почему именно я должна это делать? Почему не Инграм или кто-либо другой из свиты? Не прояви я сама инициативу к Рэбэнусу, тот не стал бы тогда до меня так докапываться — в этом я была уверена. Однако он всё же что-то нашёл во мне и хотел чего-то добиться — то ли верной гибели, то ли грандиозного успеха.
Кухня встретила салатовыми и бурыми оттенками: современные шкафы несуразно смотрелись на фоне покосившихся деревянных стульев, вместо одной ножки старого стола стояла стопка книг, тогда как на магнитном держателе в порядке возрастания блестели идеально заточенные ножи. Помещение само по себе выглядело вполне опрятным, пахло отчистными химикатами, но я не могла отделаться от ощущения неправильности конструкции. Словно тут было всё не так и в то же время в порядке.
Странно.
Хозяина особняка не наблюдалось, зато за столом сидел его друг, читал книгу и, что удивительно, не курил в сотый раз за одно только утро, а пил чай с молоком. Он поднял голову и посмотрел на меня.