Ни живые, ни мёртвые

Рофф Дайана

До чего же, сука, больно.

И я ненавидела себя за это. Ненавидела, что всё никак не могла остановить саморазрушение, взять свои же чувства под контроль.

Как же я ненавидела себя за слабость перед ним.

«Ты для меня никто».

Его с самого начала отличала власть, а я всё никак не могла отделаться от шкуры овечки. Проклятой жертвы.

Я продала себя дьяволу и неугомонно надеялась, что тот отправит меня в рай.

Но пепел ада оказался слаще,

чем горечь ангелов.

«Никто».

БА-БАХ!

Я резко дёрнулась от Инграма как от пораженного чумой и в ожидании просмотрела на дверь. Через несколько секунд её чуть ли не выбил ногой Арни в испачканном белом халате с моноклем на глазу.

— Кто следующий?!

— Нам стоит опасаться пожара? — я постаралась как можно скорее забыть о наболевшем.

— Всё нормально, всё под контролем, — специально повторяясь для пущего убеждения, Арни подмигнул и налил себе алкоголя.

— Тут не в первый и не в последний раз такое, — имея в виду лабораторию, Инграм тоже слегка улыбнулся.

— Над чем ты экспериментируешь? — спросила я у Арни, подчёркнуто игнорируя Инграма. А тот, казалось, всё понял и полностью погрузился в чтение книги.

— Хочу создать такой препарат, с помощью которого человек мог бы не спать по ночам, — энергия так лилась из Арни: говорил быстро, двигался хаотично, размахивал руками, расплескивая содержимое бокала в разные стороны. — Представь, сколько было бы свободного времени! Организм не устаёт, не требует сна, ему вообще не надо отдыха — работаешь и днём, и ночью! В прямом смысле этих слов! Охо-хо, cтолько всего можно будет успеть! Я как представлю, башню сносит!

— У тебя её и так уже давно снесло, не беспокойся, — я с улыбкой наблюдала за его гиперактивностью.

— Нет, ты не понимаешь! — его зелёные глаза горели от рвения всем показать, какой же он особенный. — Это же не только будет полезно для человечества, но это же люди поставят меня на равне с Менделеевым, Нобелем, Резерфордом и другими! Только представь, какая слава меня ждёт, какие деньги!

— Я уже давно убедилась, что ты о своей скромности можешь говорить часами, — хихикнула в кулачок.

— А почему бы и нет?

— Откуда у тебя вообще любовь к химии? Твои родители заставляли пойти на архитектора, ты сам поступил на историка, но душой ты погряз в химии, как я в шитье.

— А ты сама знаешь, почему любишь шить и создавать дизайны? — Арни наконец-то сел рядом со мной и щедро отпил вина прямо с горла. — Вот, так же и со мной. Как-то случайно получилось: в школе я любил помогать учителям, чтобы как можно позже прийти домой, и так как-то раз попал в химичискую лабораторию. Грязненькая, маленькая, нищая... но в тот момент я осознал свою стихию.

В свете мелькнувших лучей солнца друг неожиданно показался абсолютно другим: наивным, измученным, брошенным. Но гордая ухмылка не сползала с его лица вот уже последние несколько лет, как и безумный взгляд злобного гения — было ли до них настоящее

лицо? В своё время я раскрыла много таких людей — тех, кто закрывал свои глубокие раны в душе весельем и шутками. Глядишь на такого человека и не веришь, насколько у того внутри всё рвалось от боли. А сам смеётся, всегда на позитиве, утешает других, пока за этой весёлой маской сердце разбивалось вдребезги.

Был ли таким человеком Арни Леру?

— Тогда почему же ты решил поступить на историка? Почему хотя бы не около химической сферы?

— А смысл, если я всё уже знаю? — его хохот был полон хваставства. — Мне пришлось бы учить самих преподавателей, но никак не наоборот.

— Зато был бы диплом, связи, карьерный успех, — не унималась я, считая поднятую тему очень важной.

— А сама почему тогда не поступила на дизайнера?

Арни заглядывал в душу ровно так же, как и Инграм, — точно всё знал.

— То, что родители заставили, не прокатит?

— Не-а.

На пару секунд задумалась, пока пальцы отплясывали «Lit» по столу.

— Я действительно люблю шить, горю этим, но... знаешь, я боюсь разочароваться в себе или, что ещё хуже, перегореть. Боюсь, что если бы меня начали учить так, как правильно, не смогла бы перестроиться, усомнилась бы в своих способностях, постоянно бы остерегалась конкуренции. И я не хочу, чтобы творчество стало основной работой — да, временами зарабатываю на заказах, но слишком боюсь не успевать шить костюмы, видеть не оправдание надежд, выслушивать критику... Я не хочу разрушать тот маленький тихий мирок, который с таким трудом построила. И, видимо, из-за этого мне не видать никогда суперского карьерного роста.

— Охо-хо, нашла о чём волноваться, — Арни явно уже был пьян, раз положил руку мне на плечо. — Забудь, что навязало наше дурное общество! Успех — это не только карьера, блестящее образование или аристократические корни. Помогать людям — уже успех. Дарить радость и любовь — тоже успех. Встать рано утром в поганую погоду и пойти на учёбу — тем более успех! Я бы сказал, даже героизм! — он рассмеялся, — Твоя жизнь не бессмысленна, если ты не зарабатываешь миллионы, не спасаешь каждый день тяжело больных детей или не можешь похвастаться дипломом Оксфорда. Сама по себе жизнь гораздо шире, глубже и прекраснее, чем нам говорят. И я считаю высшим успехом осознать это и жить так, как хочется только тебе, а не по мнению соседки по квартире.

— Ничего себе, а ты, оказывается, действительно умный, — впервые я смотрела на друга с открытым восхищением.

— Обращайся.

Довольный как кот, он расслабился и, неудачно качнувшись, рухнул со стула. Я засмеялась столь громко, что даже Инграм вздрогнул, и всё никак не могла остановиться. О Си-шэнь?, этот клоун кого угодно рассмешит или доведёт до нервной истерики! Но зато как хорошо после столь позитивных эмоций, даже не передать словами!

— Ладно, пойду домой, — вытирая слёзы от смеха, я поднялась из-за стола.