Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
Пожалуй, только сегодня нам удалось наконец-то по-настоящему объединиться.
Однако смерть скоротечно оборвала зародившуюся связь.
Ведь когда открылась дверь кабинета, внутри него в луже крови лежала Гленис.
Ещё одна моя одногруппница мертва.
_____________
? Американский бывший детский актер.
XV: Ни семья, ни потеря
Люди, лишённые настоящего детства, всегда будут отвечать миру долей неискренности, долей недоверия.
Лоренс
Белый шум.
Вдох. Выдох.
Точно корявые ветки старого дерева скреблись о деревянный дом.
Ноль мыслей.
Ноль эмоций.
П-у-с-т-о-т-а.
Нервную систему вынули, сердце аккуратно разрезали на мелкие кусочки, душу отбелили до прозрачности - теперь я чиста, бесплотна, бесконечна... и до безумия уставшая. Все происшествия этого дня морально утомили - настолько, что как только зашла домой, все уличные звуки и писк сирен мгновенно утихли. И вовсе не из-за стен: я не слышала даже криков матушки.
В голове - белый шум и ничего более.
Я устала.
До чёртиков устала.
Солнце не наполнило энергией - оно скрылось почти сразу же, когда приехала полиция. А затем - долгий, очень долгий допрос до самого вечера... Уже не помню, как дошла до дома. Всё в тумане: от собственных чувств до памяти. Что-то пытались выяснить, сопоставить мнимые факты, кого-то хотели обвинить, другие жаждали найти... но куда больше было тех, кто обвинял секту, а некоторые рискнули высказаться насчёт Рэбэнуса Донована.
Человека, который должен быть давно мёртв.
Но я точно знала, что он жив.
И мечтала о встречи с ним так же сильно, как и страшилась этого события.
Одержимость им могла сыграть со мной злую шутку...
Губительную.
– Равенна.
Мысли беспорядочно появлялись и тут же исчезали. Путались, утомляли. Ничего чёткого - обрывки, бессмыслицы, вспышки. Бесцельные нити, ведущие в никуда - меня не существовало ни в самой себе, ни во вселенной.
Пустышка.
Вдох. Выдох.
До безобразия хотелось отдохнуть. Лечь и мгновенно уснуть. Чтобы никто не трогал, не говорил, не беспокоил, не присутствовал рядом. Желательно ближайшие десятки миль и лет.
Погребите меня в саркофаге одиночества.
– Равенна!
Удар по лицу отдался звоном в ушах.
Широко распахнув глаза, я в растерянности уставилась на Мэри. Яркий свет коридора ослеплял, боль жгучими пятнами расползалась по лицу - реальность вернулась неожиданно, не на секунду не позволяя забыть о ней. Медленно моргнув, я только сейчас осознала, что прижала ладонь к ушибленному месту, и тут же отдёрнула руку, чтобы не выглядеть слабой.
Ярость, мой давний друг, позволила быстро взять себя в руки.
– Чего тебе, сумасшедшая?
– Мы переезжаем! И как можно скорее!
– только через секунду я заметила, что позади разъярённой Мэри стоял притихший Канг.
Ну и слабак же, а.
– И куда в этот раз? На Камчатку? Или сразу в Чернобыль?
– я скрестила руки на груди, готовая отражать очередные «гениальные» идеи больной матушки.
– Куда угодно, лишь
Ядовитый смешок сорвался с губ.
– Нет, ты что! Тебе же так нравится тут, в Англии! Ты же так хотела здесь жить!
Женщина застыла, прежде чем её осунувшееся лицо вновь не скорчилось от бешенства.
– Не смей перечить мне! Я тебя выращивала, воспитывала. Ты живёшь за мой счёт, в моём доме, на наши деньги! Имей совесть хотя бы слушаться нас!
Канг из угла робко кивнул, соглашаясь. Меня это вмиг вывело из себя.
– Ой, вот только не надо заливать мне, что я вам по гроб жизни теперь обязана! Не надо удерживать меня тупыми правилами или начинать очередную истерику со слов «ты живешь у меня дома...» или «ты ешь с моего стола...». Ты даже представить не можешь, что, будь я намного младше, десятилетним ребёнком, это звучало бы каждый раз как угроза лишить меня основных ресурсов и опоры в жизни. И только из-за того, что не соответствую вашим ожиданиям и требованиям! Ну уж простите, что не угодила, хотя и не должна была! Зато из-за таких фраз любой ребёнок перестанет доверять и родителям, и другим людям - а именно на них надо бы, по-хорошему, иметь возможность положиться.
– Ты всегда могла положиться на нас, - горячо возмутилась Мэри, встряхивая взлохмаченными волосами.
– Я всегда давала тебе полезные советы для дальнейшего правильного развития. Заботилась о тебе, как могла!
– Ты не растила меня, Мэри, нет, - никогда не чувствовала в себе столь много дегтярной ненависти.
– Ты каждый чёртов день воспроизводила надо мной эмоциональное насилие. А ему совершенно не место в воспитании и отношениях с детьми.
Правда всех покалеченных детей никак не поколебила упрямость моей приёмной матери.
– Да что ты знаешь о воспитании! Я пыталась хоть что-то тебе дать после того, как мне тебя, совершенно дикую, выдали из приюта! Старалась показать хоть какую-то материнскую любовь!
Тёмные добрые глаза.
Чёрная короткая стрижка.
Сутулость плеч от тяжести работы.
Одинокая слеза несчастья...
– Меня любила одна воспитательница, - ком в горле застрял от воспоминаний о Лин, - она заменила мне мать.
– Да что она могла тебе дать!
– недовольно взмахнула рукой Мэри, делая шаг ко мне.
– Я тоже была в приюте со своим двухгодовалым братом, когда родители умерли, а нас некому было держать при себе. И воспитательницы - бессердечные женщины, ни капли не проявившие к нам сочувствия. Я сбежала, пережила голод, потеряла брата, а затем - всех тех людей, что пытались меня приютить. Не было среди них ни любви, ни тепла, ни жизни. А ты... у тебя есть такой шанс! Ты...
– Вы изводите меня каждый день, - мнение никак не изменилось, несмотря на откровение матушки. Ведь эту безрадостную сказку судьбы я уже слышала не менее сотни раз.
– Не даёте вздохнуть, спокойно уйти и даже прийти, не даёте ничего, кроме ощущения клетки. Особенно с тех пор, как мы переехали сюда.