Ниалл. Возвращение Повелителя Света
Шрифт:
И, коснувшись нити Света, он испарился. Персефона сделала шаг вперед, поднимая руку, но Бог уже исчез, только любимый морской аромат все еще витал в комнате до самого рассвета. Девушка рухнула на колени и, захлебываясь слезами, провалилась в сон. До казни оставались считанные часы и Ниалл стоял на солнечном луче, а по щекам его стекал обсидиановый жемчуг, который терялся во взбитой молочной пене и медленно падал на дно прекрасного Розового моря.
Глава 19. Прощение и прощание
Солнце медленно вставало из-за горизонта. Длинные золотистые лучи протягивались сквозь пушистые, подсвеченные розовым светом, облака. Они были похожи на клубничные кусочки сахарной ваты, хаотично разбросанной на лазурном небе. Августовский ветер холодил дыханием приближающейся осени и забирался под тоненькие
Девушка, одетая в специальную одежду для казни — кофейного цвета платье в пол с длинными рукавами, стояла на коленях со связанными на спине запястьями. Длинные платиновые локоны, что обычно волнистыми змейками струились по плечам, сейчас же выглядели спутанными и перепачканными пылью, кое-где лежала легкая сеть паутинки. Из глаз ее не шли слезы, они слипались в диком желании рухнуть прямо на пыльный деревянный постамент, на котором она стояла в ожидании казни. Губы Персефоны высохли и потрескались от недостатка жидкости, а желудок болел без еды, усиленно вытягивая из нее нити оставшихся крупиц силы. Она уже и забыла каково это: быть смертной без магии. Обычные люди слабее, их организм не способен восполнить потерянные запасы энергии. Маги же могли долгое время находиться без еды и воды, «питаясь» собственной силой.
К своему трону подошел Адриан. Бог пуще прежнего выглядел мрачным. Одетый в брюки, рубашку и жилет обсидианового цвета, он выглядел особенно устрашающе. Волосы он убрал в хвост, но передние пряди оказались слишком коротки и нежно касались щек, украшенных легким пудровым румянцем. Серебристые глаза горели, на скулах ходили желваки, а ладони то сжимались в кулаки, то разжимались. Адриан бросил мрачный взгляд на брата, поднял его на палача, опустил к дрожащей Персефоне и только потом сел на свой трон. На казнь не пришел ни один житель Мертвой деревни. Никто не хотел смотреть на смерть предателя всего Безграничья, ведь жизни каждого были в опасности. Адриан забрал за ухо прядь, что от дуновения августовского ветерка легла ему на глаз, и спросил:
— У тебя есть предсмертное желание, Персефона?
Девушка не сразу поняла, что обращаются к ней, только когда палач ощутимо толкнул ее рукояткой топора в спину. Она качнулась, едва удерживая равновесие и медленно подняла голову. Ниалл крепче вцепился в подлокотники трона, оставляя на них глубокие трещины. Он не заметил как задержал дыхание, а частые удары сердца больно били в его грудь. Воздух сгустился, солнце спряталось за воздушные облака и позади Богов громыхнуло. Адриан стрельнул в Ниалла удивленным взглядом, но все внимание брата было приковано к девушке.
Персефона облизнула сухие губы, медленно кивнула и прохрипела:
— Я хочу попрощаться со своим Повелителем.
— Прощайся, — махнул рукой Адриан.
Персефона умоляюще прошептала:
— Подойди ко мне, прошу!
Ниалл поднялся, ноги его одеревенели и каждый шаг показался испытанием. Ботинки будто налились свинцом и в абсолютной тишине их касания о пол казались ударом о гонг. Одного лазурного взгляда, брошенного в палача, словно сотню ледяных клинков, оказалось достаточно, чтобы он отошел на приличное расстояние. Повелитель Света подошел к Персефоне. Она пробыла ночь в грязной вонючей клетке, но ветерок разнес не запах затхлости и дохлых крыс, а ее особенный, все еще манящий, свежий, родной аромат спелой ягоды черники. У Ниалла сердце стянуло в тугой узел, захотелось взмахнуть ладонью и раскрошить кандалы, что стягивали ее запястья, превратить их в пыль, наплевать на все, прижать девушку к себе и укрыть от этого мерзкого жестокого мира, но она предала, а Бог не прощает предательств. Больше нет.
— Забери в правой ладони.
—
Вместо ответа Персефона повернулась боком и тогда Ниалл заметил мятый скомканный клочок бумаги. Он скептически осмотрел девушку, нахмурил брови, но листок принял. На нем углем и не совсем разборчиво было выведено: «Хонг забрал Селену. Он держит ее на четвертой к югу поляне в Изумрудном лесу. Там будут все маги, что последовали за ним. Поспеши. Персефона». Ниалл побледнел, брови взметнулись вверх, а взгляд заострился и заискрился под пушистыми светлыми ресницами.
— Что это такое? — грозно спросил Бог.
Адриан удивленно поднялся и, не сводя с девушки глаз, зажег в ладони меч Хаоса и поравнялся с братом. Персефона повернулась и тихо ответила на вопрос.
В камере было темно. Голубой свет полной луны рекой лился из решетчатого окна. Мерзкий канализационный запах проникал сквозь щели в деревянных створках. Персефона периодически проваливалась в сон, чтобы организм берег энергию. Легкое дуновение ветерка пошевелило пряди, словно невесомое касание к теплым кудрям, опустилось на прохладные щеки, коснулось шеи. Девушка думала, Ниалл вернулся, чтобы проститься. Распахнув потухшие ледяные глаза, сон, застилающий их поволокой, вмиг испарился. Она вздрогнула всем телом, села и попятилась назад, прижимаясь спиной к железным прутьям. Напротив нее прямо на пыльном полу сидел Хонг. Он улыбался, щуря карие глаза, и выглядел вполне довольным. Мужчина сложил на груди руки, медленно скользнул взглядом по стенкам камеры, по мирно спящей крысе, губ коснулась легкая улыбка и он, нисколечко не страшась, провел длинными изящными пальцами по гладкой серой шерстке, задумчиво глядя из-под длинных черных локонов волос, ниспадающих на глаза. От лунного света необычный камень в кольце на безымянном пальце будто вздрогнул и переливался двумя цветами: черным и белым, а в середине рубиновым огнем горела капля крови. Хонг взмахнул черными ресницами и вздохнул, а затем тишину разрезал его хриплый голос.
— Знаешь за что я люблю крыс? Они умнее людей, живучей и у них отсутствует самое глупое чувство — преданность.
— Зачем ты здесь? — тихо спросила Персефона.
Карие глаза сверкнули в полумраке, словно виски на дне стакана Ниалла, держащего его в своих ладонях под палящими лучами летнего солнца. Однажды Персефона, когда еще терялась в собственных чувствах к Богу, явилась в его замок по поручению Дафны, но стоило ей увидеть как Ниалл, сидя в саду в окружении своих скульптур, одетый только в одни тонкие шорты, пил виски и рисовал, она замерла на месте, точно его гипсовые фигуры, вылепленные лучшими скульптурами Безграничья. Хаотичными мазками на белесом холсте рождалась прекрасная картина: Розовое море, горячий песок, цвета спелого апельсина, нагретый от золотистого диска солнца, а на скале его сидели двое мужчин: одетый в голубое Ниалл и смотрящий на него брат в длинном черном платтье, и на лицах обоих играет яркая улыбка, способная затмить само солнце. Тогда ее сердце впервые застучало так сильно, что она испуганно вздрогнула от его резвых ударов. Ниалл тогда застыл, крепче сжимая кисть. Послышался шумный вдох, а затем напрягшиеся плечи расслабились. Персефона испуганно затаила дыхание, глаза забегали в попытке скрыться, но на губах Ниалла заиграла легкая тень усмешки. Он сделал глоток, нарочито медленно облизнул губы и, больше не отвлекаясь, закончил картину. Персефона не могла пошевелиться, все ее внимание было приковано к нему — Богу Света, все еще «жестокому тирану». Когда он закончил, с изящных пальцев сорвалась золотистая магия и картина ожила. Адриан превратился в птицу и, взмывая ввысь, рассыпался обсидиановыми блестками, а грустный Ниалл все сидел на скале, пока с неба не полилась хрустальная крошка дождя. Тогда он поднялся, чтобы с размаху нырнуть в пучину Розового моря и навеки застыть на ее дне огромной золотой жемчужиной.
— Понравилась ты мне, Персефона, хорошо сработала. Хочешь жить?
— А есть смысл? — усмехнулась девушка, выныривая из пучины воспоминаний.
— Я могу даровать тебе любую из сил. У меня два кристалла, — Хонг запнулся, чтобы затем расплыться в хищной улыбке и поправить себя: — Уже три. Ну так что? Вижу же, жизнь тебя не тяготит. Соглашайся, нужно всего-то передать Ниаллу это. — Хонг достал из кармана сложенный вчетверо листок и поманил им Персефону.
Девушка скептически посмотрела на протянутую бумагу, но приняла ее, вчитываясь в идеальные каллиграфические буквы: «Повелитель, ваша сестра у Хонга на реке Сира. Поспешите, если хотите спасти ее. Персефона».