Ничего кроме надежды
Шрифт:
– Нет-нет, я просто думаю... согласится ли она?
– Это уж ваше дело, – Ридель развел руками. – Свои отношения выясняйте сами, а я пока поеду верну «адлер» этому идиоту... Хорошая штучка, кстати; может, конфискуем?
– Да ну, все равно бензина нет.
– Вот разве что...
Ридель ушел. Болховитинов постоял у окна, задумчиво теребя мочку уха, потом вздохнул и пошел вниз. В прачечной комнате Таня доглаживала черные форменные брюки.
– Сейчас заканчиваю и возьмусь за китель. Он не так уж и помялся,
– Да, дело в том... понимаете, Ридель говорит, что нам придется объявить себя – ну, мужем и женой, иначе...
Таня расхохоталась, продолжая гладить.
– Какая прелесть! Видно, не судьба мне уйти от фиктивного брака, еще Попандопуло предлагал – помните, я рассказывала?
– Но... Татьяна Викторовна, – если у вас есть какие-то возражения...
– Нет, что вы! Это ведь нас ни к чему не обязывает, правда?
– Разумеется! – заверил, смутившись, Болховитинов. – Разумеется!
– Ну и прекрасно. Мне не придется изображать немку?
– Это мы все уточним с Риделем, но думаю, что не придется.
– А то немку я бы не смогла – все-таки акцент, да и вообще... – повесив на спинку стула отутюженные брюки, Таня взяла китель и, встряхнув, принялась укладывать на гладильной доске. – В карманах ничего?
– Простите?
– Я говорю – в карманах у вас тут ничего нет?
– Думаю, что нет... проверьте на всякий случай.
Таня проверила карманы, вынула из нагрудного туго скрученную бумажную трубочку и протянула Болховитинову.
– Какая-то любовная записочка, вы неосторожны!
– А, это не нужно... – он прошелся по комнате, думая о своем, машинально затолкал трубочку в щель рассохшейся двери. – Действительно, Татьяна Викторовна, за кого вам себя выдать? Если сказать, что русская, он может насторожиться...
– Ладно, – беззаботно сказала Таня, – посмотрим! Только знаете что – не называйте вы меня Татьяной Викторовной, это звучит как-то ужасно церемонно. Мы так давно знакомы, что могли бы просто по имени...
Болховитинов покраснел.
– Мысленно я всегда называю вас только по имени, – признался он.
– Называли бы и вслух.
– Но... вы меня называете по имени-отчеству, и...
– Да я тоже могу по имени! Вот возьму и скажу Кирилл. Кирилл, как поживаете? Как настроение, Кирилл? – она почему-то тоже покраснела и рассмеялась немного деланно, чтобы скрыть смущение.
– Спасибо, Танечка, какое же у меня может быть настроение в такой день? Самое превосходное. Одну минутку, простите – там, кажется, Ридель вернулся...
Риделя никакого не было, просто он почувствовал, что должен немедленно уйти из этой маленькой жаркой от послеобеденного солнца комнаты, наполненной ее голосом, ее смехом, ее присутствием; в полутемном вестибюле он походил от конторки к дверям, сосчитал висящие на доске ключи
Так он просидел до возвращения Риделя. Войдя, тот стал кричать, что времени нет, погнал его переодеваться. Анне велел отрезать половину «репарационного» шпига и упаковать как-нибудь поэлегантнее. По пути в ревир он предупредил их, что говорить будет сам – они должны только слушать и поддакивать, не проявляя никакой инициативы.
– Кстати, – он обернулся к Тане, – вы когда-нибудь имели дело со здешней полицией?
– Нет, никогда.
– И в Аппельдорн к вам никто из них не приезжал? Может быть, просто на улице приходилось встречаться?
Таня подумала, покачала головой.
– Нет... Там у нас был свой, один на всю деревню, его мы знали. А здесь я ведь не так часто бывала, и... нет, не припомню, чтобы встречалась. Сегодня утром, конечно, там полиции было много, но я не думаю, чтобы они запоминали лица, в этой суматохе.
– Будем надеяться.
Принял их тот же толстый вахмистр – сочувственно хмыкнул, здороваясь с Болховитиновым, и сказал, что рад благополучному исходу дурацкой истории.
– Да, – подхватил Ридель, – моему коллеге везет на истории – выпутался из одной, влип в другую. Он ведь недавно женился, вот можете убедиться – фрау Болховитинов...
Таня, покраснев, сделала почему-то книксен – решив, что именно так должна вести себя новоиспеченная фрау. Вахмистр поклонился ей, поздравил Болховитинова и, предложив садиться, вопросительно уставился на Риделя.
– Как вы знаете, – продолжал тот, – коллега работал все это время здесь и долго хлопотал, чтобы жену отпустили к нему хотя бы ненадолго. И вообразите себе – вчера, когда фрау Татиана уже подъезжала к Везелю...
– Уважаемая фрау – немка? – перебил вахмистр.
– Нет, нет! Господин доктор-инженер Болховитинов – русский, вы же знаете. Что и послужило причиной испуга господина Клауверта... Кстати! – Ридель полез в портфель и достал пакет, аккуратно упакованный в пергаментную бумагу. – Господин Клауверт был сам так расстроен случившимся, что пожелал как-то возместить... Ну, и коллега подумал, что половина законнейшим образом принадлежит вам...
– Ах, нет! – вахмистр даже ладони перед собой выставил. – С какой стати, помилуйте!
– Не спорьте, господин вахмистр, это из самых дружеских чувств. – Ридель, привстав, сунул пакет через весь стол – прямо в выдвинутый немного ящик, который тут же задвинулся обратно.
– Ну, не знаю, разве что из дружеских, – сдался вахмистр. – Премного благодарен, господин доктор-инженер. Продолжайте, я слушаю...
Ридель сжато изложил суть дела. Вахмистр выслушал молча, помолчал, побарабанил пальцами.