Ничего кроме надежды
Шрифт:
– Да, – сказал он наконец. – История и впрямь затруднительная. Молодой даме следует вернуться к месту жительства, чтобы выправить копии документов...
– Но как? – подхватил Ридель. – Кто же сейчас может ездить взад-вперед, не имея на руках ни единой бумажки? Тем более что фрау – иностранка, тоже русская, как и ее супруг, это осложняет дело. Хотя она родилась в эмиграции, ее дед – генерал, приближенный к Санкт-Петербургскому двору, – был замучен большевиками, – все равно, вы понимаете – русское имя, сегодня в Германии это не самая лучшая рекомендация...
– Да, – задумчиво повторил вахмистр. – Я понимаю.
– Это именно то, что надо! – горячо заверил Ридель.
– Подождите здесь, я сейчас...
Отсутствовал он минут десять, потом вернулся с бланком и сел его заполнять.
– Имя и фамилия дамы?
Я лучше напишу на бумажке, – сказал Ридель, – это трудно воспринимается на слух...
– Тати-ана Больхо-ви-тинофф, – медленно прочитал вахмистр и, покрутив головой, стал буква за буквой переписывать на бланк. – Действительна в течение двух недель, – предупредил он. – Побудете здесь с супругом – недели, надеюсь, вам хватит, э? – и неделя на обратную дорогу.
– Да, конечно, спасибо, – прошептала Таня. Провожая их до двери, вахмистр придержал Риделя за локоть, попросил задержаться. Они уже дошли до отеля, когда Ридель их догнал.
– Да, – сказал он, – он не такой дурак, этот шупо! Прекрасно все понял.
– Как? – спросил Болховитинов.
– Да так. Даму он несколько раз видел, когда она восседала на фуре какого-то однорукого – не знаю, о ком речь. Хозяин ваш, что ли?
Таня закивала, испуганно прижав руку к губам.
– Я же вас спрашивал, – упрекнул Ридель. – Мало того, что на фуре, он видел вас сегодня в колонне, которая уходила из Аппельдорна. А вы его и там не заметили?
– Но почему же он все-таки выдал справку? – перебил Болховитинов.
– Почему, почему... Кило шпига по нынешним временам – это, милый мой, аргумент!
– Ну, с его-то возможностями...
– А какие у него «возможности»? Очень ограниченные, уверяю тебя. Как представитель власти, он не может прийти к крестьянину и спросить, не продаст ли тот мяса или сала; это служебное преступление, за которое можно в один миг вылететь отсюда на Восточный фронт. А просто так ему никто не предложит, крестьяне всегда и везде недолюбливают полицию. Так что клаувертовский шпиг сработал без осечки – я еще раз убедился в своих организационных способностях. Но было, я думаю, и другое соображение: зачем ему, скажи на милость, проявлять служебное рвение в канун разгрома? Я не уверен, что он оказался бы таким же снисходительным еще год назад...
– Не понимаю только, зачем он тебе все это сказал? Ну, догадался и догадался, держал бы свою догадку при себе.
– Очень просто: он меня предупредил, что даме следует отсюда исчезнуть, и чем скорее, тем лучше. Если бы не десант, все было бы проще, но в связи с близостью боевой зоны здесь наверняка начнутся особые строгости.
– Как же мне теперь быть, – упавшим голосом сказала Таня, – куда я могу исчезнуть? Лучше уж, наверное, было бы вообще к нему не ходить... По крайней мере, не привлекла бы к себе внимания, а теперь он будет нарочно следить, уехала я или не уехала...
– Ничего, ничего, – успокоил Ридель, – бумага получена, это уже кое-что, остальное додумаем. Ладно, я вас пока покину,
– Славный он, этот ваш Ридель, – сказала Таня, когда он удалился.
– Да, он... настоящий друг. Черт возьми, но что ж делать теперь, экое дурацкое создалось положение!
– Может, действительно придумает что-нибудь...
Анна встретила их вопросом – все ли в порядке.
– Если бы! – сказала Таня. – Справку он дал, но сказал, что мне надо прятаться. А где?
– Тю! – жизнерадостно воскликнула Анна. – Да у нас в погребе! Сдохнут – не найдут.
– Нет, это... несерьезно, – возразил Болховитинов. – В погребе можно день-другой, а потом что?
– Да может, придут наконец эти паразиты англичане!
– А если нет? Среди немцев у вас никого нет тут надежных знакомых?
– Не-е, откуда! Хозяйка только, так что она может? Она только мне с Надькой выхлопотала разрешение остаться, у нее там знакомый какой-то важная шишка. А так... Я с немцами, вообще-то, не очень, ну вот полицая этого толстого знаю, а больше и никого. Голландка одна ходит оттуда, хорошая девка, на железной дороге работает, при ресторане. С ней, может, поговорить?
– Ну что толку, – сказала Таня, – чем она может помочь, не спрячусь же я в Голландии! Голландцы сами все запуганы, чего они будут из-за меня рисковать...
Они разговаривали в кухне, Анна лущила стручковую фасоль, Таня с убитым видом подсела к ней, стала помогать.
– Голландия, – сказал вдруг Болховитинов. – Гм! Кто, вы говорите, оттуда ходит?
– Да работает тут одна, хорошая такая девчонка. Забежит иногда, все про нас расспрашивает – я, говорит, русских люблю...
– У нее что же, пропуск?
– Да, постоянный, тут есть которые живут там, а работают здесь, у них постоянные пропуска.
Болховитинов посидел с отсутствующим видом, потом вдруг вскочил, вышел и через минуту вернулся, раскручивая в пальцах бумажную трубочку.
– Аннушка, – сказал он, – как бы мне с этой голландкой увидеться?
– А сейчас узнаем – работает ли, она не каждый день... Надь! А Надь! Слетай-ка до Марты, нехай, скажи, зайдет, как пошабашит. А если нема ее, так спроси, когда будет!
Надя слетала и, вернувшись, крикнула, что Марта сейчас придет. Скоро пришла и Марта – молодая женщина с выпуклым лбом и светлыми бровями и ресницами, спокойным и приветливым видом напоминающая женские лица на полотнах Вермеера. Поздоровавшись, она тотчас тоже села лущить фасоль, как будто для этого и пришла.
– Марта, – сказала Анна, – с тобой господин инженер хотел поговорить. Он тоже русский, на форму ты не смотри, это так, для виду.
– Да, я слушаю, господин инженер?
– Фрейлен Марта, вы – я так понял – живете недалеко от границы. Посмотрите, пожалуйста, этот адрес – это не в ваших краях? Если нет, то где это может быть? Я понял, что где-то в районе Неймегена...
Марта прочитала написанное на бумажке, подумала, наморщив лоб, и медленно сказала, что да, это не очень далеко. Она знает эту усадьбу. И знает хозяев. Две сестры, мать и сын, который где-то прячется, а старый господин умер до войны, он был немножко... – она покрутила пальцем у виска, показывая, что старый господин был немного сумасшедшим.