Ничего, кроме настоящего
Шрифт:
Вскоре Паша совершенно потряс меня своим открытием, что вторая гитара может вести самостоятельную партию, а не играть в унисон с первой. Он, также, показал мне каким образом можно подбирать соло.
Оказалось, что нужно просто тыкать пальцами везде, где придётся, и искать места, которые не слишком режут уши. По нашим подсчётам выходило, что после двухчасовой работы с произведением одна треть звуков, извлекаемых из второй гитары, – "в кассу".
Окрылённые успехом мы ринулись демонстрировать наши достижения всем знакомым. Как и следовало ожидать, все барышни,
Пришло время писать свои собственные произведения. У меня был опыт писания любовных стишат с шестого класса. Я тогда научился наповал сражать однокласниц "шедеврами" типа:
О, как жесток Амур ты был,
Когда стрелою золотою
Меня ты в сердце поразил,
И вот не знаю я покоя.
Паша никакого опыта не имел. Стихов он не писал, не читал и не любил.
Соединив свои талантливые сердца в едином творческом порыве, мы породили первого монстра. Это был громаднейший текст на четырех страницах, весь пропитанный мистицизмом и романтикой. Читать без ужаса это произведение было невозможно. По-моему, это был образец примитивизма и безвкусицы. Слава Богу, мы запнулись на написании музыки к этому дивному творению и оно так и не увидело свет.
После первого неудачного опыта было решено отвлечься от написания больших литературных форм и попробовать сочинить чего-нибудь поскромнее. Для затравки было взято стихотворение Теофиля Готье
"Дым" и положено на музыку. В результате получилась весьма недурная баллада, гармония которой напоминала весь плагиат мира, вместе взятый.
Но Готье – Готьём, а мы тоже не ногой сморкаемся, и амбиции дело святое. Поэтому через небольшой промежуток времени были готовы несколько опусов на слова вашего покорного слуги. Первый барьер мы преодолели. Оставалось продвигаться дальше. Тут-то всё застопорилось.
И дело не в творческом кризисе. И не в священной лени, милой сердцу каждого уважающего себя индивидуума. Просто я поступил в
Политех и поехал в колхоз "на помидоры". По дороге к трудовым подвигам, прямо в поезде я познакомился с хорошенькой девушкой с экономического факультета. Она была зеленоглазой блондинкой, имела потрясающий бюст и умела очень весело и заразительно хохотать.
Несколько дней спустя я понял, что влюбился по уши. Девица моим пламенным чувствам особо не сопротивлялась и мы вдвоём утонули в пучине любви. После романтических свиданий на фоне навозных куч и покосившихся заборов, после поцелуев, окрашенных в цвета стахановских подвигов, пришло время возвращаться в родной город.
Тут-то и выяснилось, что возлюбленная моя обручена, свадьба имеет место быть через месячишко-другой и роман её колхозный здесь совершенно не к месту. Но гордая и влюблённая в меня девушка по возвращении в объятия жениха твёрдо заявила, что упомянутые объятия её абсолютно не устраивают. Она-де нашла себе другие, более уютные
(то есть мои). Посему свадьба отменяется. Я, в свою очередь, честно заявил гордой и влюблённой
Началась жуткая кутерьма. Неудавшийся жених оказался курсантом местного военного училища. Он заявил, что он этого так не оставит, и месть его будет страшна. А тут ещё весь третий курс этого училища, как один человек, заявил, что вступится за честь мундира товарища. В воздухе запахло моей кровью. Началась самая настоящая охота. Я старался пореже появляться в центре города. Кровожадные курсанты старательно искали встреч со мной. Однажды я всё-таки попался жениху в лапы, и на протяжении длительного отрезка времени мы старательно валяли друг друга в грязи близлежащего газона. Схватка закончилась с ничейным счётом. Я приобрёл репутацию лихого парня и ходил, задрав нос.
А потом страсти вдруг улеглись. Жених, встречая меня, не хватался за твёрдые предметы, не кричал о поруганной офицерской чести, а, наоборот, зловеще ухмылялся. И по прошествии одного месяца я узнал о том, о чём давно знали все. Изобретательная девица, здраво рассудив, что чувства чувствами, а замуж выходить всё-таки нужно, назначила день свадьбы с курсантом. Я же в свете этого решения рассматривался как вариант "для нагуляться". Умный человек посмеялся бы над ситуацией и, особо не сопротивляясь, занял бы самую выгодную позицию
– позицию "друга дома" и поставщика рогов на курсантскую, а в последствии офицерскую, голову. Но из меня полезли принципы, как геморройные шишки. Я почёл себя глубоко оскорблённым, обрушил на голову несчастной новобрачной целый шквал ужаснейших обвинений.
После чего сделал вывод, что пора страдать и запил.
Период страданий основывался на чередовании буйных и меланхолических стадий. Во время буйных стадий я употреблял алкоголь и вовсю безобразничал. Меланхолическая фаза характеризовалась чтением стихов и размышлениями на тему: "Жизнь – говно, а женщины – бляди (во всяком случае – некоторые из них)".
Весь этот компот закончился так, как этого и следовало ожидать.
Друзья мне сообщили день, когда счастливая пара должна была сочетаться браком. Я надел свой белый костюм и припёрся без приглашения во Дворец Торжественных Событий под ручку с одной из приглашённых дам. Сначала всё было тихо и мирно. Невеста то краснела, то бледнела, жених зеленел от злости, а в общем атмосфера была такой, словно в зал торжественно внесли покойника. В конце концов с новобрачной случилась истерика, а я был торжественно изгнан.
После такого финала я пил ещё пять дней, а потом вдруг вспомнил, что я – будущая рок-звезда. Сообщить об этом радостном событии я припёрся к Паше. И теперь он созерцал мою помятую физиономию, злорадно прикидывая, как всю эту мою историю можно будет использовать для грядущих шантажей и обвинений в недостаточно серьёзном отношении к Общему Делу.
– Ладно, – милостиво провозгласил Паша, – с завтрашнего дня приступаем к репетициям. А сейчас у меня есть одно предложение.
– Ну-ну, – с готовностью вопросил я.