Ничего неизменного
Шрифт:
Она ожидала у склепа, окруженного кустами темно-бордовых роз. Вся в черном, беловолосая, с лицом, закрытым маской из матового фарфора. Струящиеся одежды то обрисовывали, то скрывали очертания тела, и это заставляло всматриваться в нее, притягивало взгляд. Знакомый фокус. У каждого, кто пользуется дайнами власти, свой способ привлечь внимание.
А маска в прошлый раз была алой, огненной, по ней даже сполохи пробегали. Тогда эта женщина охотилась на Берану, пыталась использовать свои дайны, и за это Заноза пристрелил ее. Не за Берану — за дайны власти. Когда он сталкивался с ними, стрелял не задумываясь,
Если она вампир, то при чем тут сердце Бераны? Или она имеет в виду какие-то дайны, чары, воздействие, которое может снять?
— Сегодня я решила стать похожей на тебя, — прозвучал из-под маски бархатно-мягкий голос, — ты был бы красив, если бы не был мертвым.
Сама она мертвой не казалась. Но притвориться живым способен любой вампир, невелик фокус.
— Что ты сделала с Бераной? Зачем? И чего хочешь от меня?
— Так спешишь? Боишься рассвета? — женщина подошла на пару шагов ближе. Запах, нежный и прекрасный, и голос — как обещание рая. Но это еще не чары, это лишь следствие их постоянного применения. Флер, окружающий любого вампира с дайнами убеждения. — Вы с Бераной все сделали сами. Ты причинил ей боль, а она не нашла другого способа избавиться от боли, кроме как отдать свое сердце. Теперь ей хорошо. Но раз ты здесь, значит, ты хочешь, чтобы ей снова стало плохо и больно. Вы, мужчины, всегда этого хотите, и кто мы такие, чтобы спорить с вами?
Заноза встречал вампиров-феминисток, но ни одна из них не была так красива, и ни одна не старалась подчеркнуть свою женственность. Про сердце он так и не понял, а теперь стало ясно, что и не поймет. Эта дама предпочитала изъясняться загадочно, а у него времени на загадки не было. И у нее, кстати, тоже. Черный шелк и белый фарфор — так себе защита от солнца.
— Ты вернешь ей сердце, если…? — торопить собеседника не вежливо, но иногда надо. Быть вежливым сейчас не хотелось.
— Если ты расчистишь для меня Блошиный Тупик.
Вот так. Удивительные дела творятся на Тарвуде! От таинственной незнакомки, такой обворожительной и женственной, можно было ожидать какой-нибудь менее странной просьбы. Она могла попросить раздобыть для нее редкую кровь или волшебную вещицу, или даже информацию — это тоже не лишено изящества — но не городской же квартал!
— Твоя помощь понадобится мне и дальше. Блошиный Тупик — это только начало. Но мы договоримся. Ты ведь не будешь спорить с тем, что душа Бераны стоит твоего сотрудничества, и не станешь вредить мне?
Он бы поспорил. Если б понял, наконец, о чем, вообще, речь. Что она называет сердцем, чего лишилась Берана, какому воздействию подверглась? Но сейчас даже зачаровывать эту… леди, не было смысла. Она уверена, что говорит именно о сердце. Уверена так же, как был уверен Мигель, говоря о душе. И эту уверенность не перевести ни в одну приемлемую для обработки систему. Стало быть, задавать вопросы бессмысленно. И неизвестно, что она может сделать с Бераной, если они сейчас не договорятся.
— Сделка, вампир, — белая, тонкая рука вынырнула из волн черного шелка, — душа в обмен на твою помощь. Убей магов, захвативших Блошиный Тупик, пообещай мне поддержку, и получишь сердце Бераны
Долгосрочный контракт с неясными условиями. Надо быть полным придурком, чтоб подписаться на такое. Она говорит «сердце», имеет в виду «душа» и… проклятье, кажется, это единственные слова, которое все объясняет. Пустоту в Беране. Страх Мигеля. Уверенность этой женщины в том, что он не нарушит обещания.
Сделка. С кем?
— Не увлекайся, деточка, — прозвучал насмешливый голос.
На крыше склепа, фамильярно приобняв за плечи кошмарного вида горгулью, сидел… Мефистофель. Кто-то, очень на него похожий. Имя из книги легло на внешность этого типа, как будто специально для него и было придумано.
— Не надейся, что парень не знает расценок. Сердце одной смертной девчонки стоит Блошиного Тупика, и ни одной услугой больше.
— Я договариваюсь не с тобой, Скорпион, — голос дамы стал ледяным, хоть и не утратил мелодичности, — ты не можешь вмешиваться…
— Я все могу. И если ты не снизишь цену, вылетишь с острова прямо сейчас. Пусть сердце этой дурищи останется тебе утешением. Ну, так что? — Мефистофель наклонился вперед, рискуя свалиться. С интересом уставился на Занозу. — Ты тоже идиот. Надо было взять с собой Мартина.
У него были желтые глаза, яркие, они будто светились. Глаза Мартина тоже иногда светились. Только зеленым огнем. Взгляд женщины в глазницах маски полыхнул синим, и Занозе захотелось зажмуриться. Происходящее, при всей серьезности, вызывало смех. От которого, между прочим, полшага до того, чтоб схватиться за пистолеты.
— Ты расчистишь для меня Блошиный Тупик, вампир, и пообещаешь не причинять вреда, — отчеканила дама, — а я отдам тебе сердце Бераны.
— После убийства магов, — напомнил Мефистофель с крыши, — если оно случится раньше, чем расчистка всего Тупика.
Она повторила это слово в слово. В тоне не осталось уже и намека на нежность и соблазн, но даже холодный и резкий, голос казался музыкой.
— Сделка, — рука снова протянута для рукопожатия, — я, Шиаюн, обещаю, что выполню условия. Обещай и ты, вампир. И назови свое имя.
Шиаюн? Заноза едва вслух это не произнес. Удержался, укусив себя за язык. Так это и есть Шиаюн? Та самая, что хочет добраться до Ядра Тарвуда?
— Магов я убью, — сказал он, с наслаждением чувствуя, как все-все-все мысли, только что мечущиеся и мешающие друг другу, превращаются в паззлы, которые можно будет сложить. Нужно будет сложить. — И Блошиный Тупик расчищу. И не причиню тебе вреда. Обещаю. Но руки не подам. А мое имя — Заноза, это ты и так знаешь.
Только сейчас он сообразил, что на этом склепе никогда не было горгульи. Бросил взгляд на крышу, но та была пуста. Горгулья исчезла вместе с Мефистофелем. Нет, думать еще и о том, что этоза тварь, совершенно незачем. Достаточно вспомнить, как она жутко выглядела, чтоб постараться вообще никогда про нее не вспоминать.
— Я могу сделать с Бераной что угодно, — голос Шиаюн с исчезновением незнакомца не стал теплее, — все, что придумаю. У меня очень богатая фантазия. Пожалуйста, вспомни об этом, если решишь меня обмануть.