Ничего себе Россия! (сборник)
Шрифт:
В этом адском пространстве нет ни детей, ни животных, ни природы, ни солнца, ни любви, ни даже простой радости жизни, известной каждому человеку. Все кислые, тоскливые, ноют, рыдают, злобствуют. Даже красотку Елену Морозову (невеста) режиссер превратил в какое-то неаппетитное чудище, и не вызывает удивления, что герой не в состоянии вступать с ней в половые отношения, а просит его придушить слегка в сексуальных целях. Это холодный, нечеловеческий мир – ужасно скучный живому человеку. Чтобы оживить свою мертвечину, режиссер прибегает к сильнодействующим средствам. Их немного. Скажем, если громко произнести нелитературный синоним слова «задница» (четыре буквы, первая «ж», последняя «а»), зритель рефлекторно засмеется. Первый раз. Потом смеяться перестанет. Если показать определенную часть мужского тела в обнаженном виде, он тоже вздрогнет. Один раз. Потом тоже
Может быть, в театре, за счет живой энергии, приемы абсурда работают и не так противны. Не знаю. Мне сама пьеса «Изображая жертву» кажется абсолютной дилетантской пустышкой, зря использующей мотивы «Гамлета». И уж совершенно непонятно, с какой целью этой картине оказана государственная поддержка. На вопрос, кинорежиссер ли Кирилл Серебренников, я лично отвечаю твердым «нет». Имитатор. И фильм его – имитация кино, популяризирующая достижения «новой драмы».
А «новая драма» в основном пропагандирует поганую, извращенную жизнь, лишенную всякого движения души и ума. С какой стати нам, тихим божьим налогоплательщикам, это поддерживать? Пусть сатана сам кормит своих слуг, изображающих драматургов, режиссеров, певцов, писателей и тому подобное.
Тайна Кирилла Серебренникова
На днях пришло известие, что картина Кирилла Серебренникова «Изображая жертву», чей герой, тридцатилетний оболтус, изображающий жертву во время следственных экспериментов, в финале убивает от скуки маму и отчима, получила Гран-при Римского кинофестиваля. Спешим поздравить нашего соотечественника с очередной большой победой, в которой, конечно, нет ничего случайного.
Кирилл Серебренников и успех – две вещи нераздельные. Если бы вдруг успех отвернулся хоть на минутку от знаменитого театрального режиссера, недавно дебютировавшего и в кинематографе, он бы, наверное, тут же растаял в воздухе, как привидение, не расслышавшее крик петуха. Но такого кошмара с ним пока что не приключилось, а даже наоборот: все мощнее и мощнее Серебренников шагает по планете. Снял всего-то один фильм – а уже получил и главный приз отечественного «Кинотавра», и гран-при Римского кинофестиваля. А приз из недр вечного города – это вам не сочинская дохлая розочка изготовления ювелира Ананова, это двести тысяч евро!
Да и вообще всяких призов, ценных вещей и премий у Серебренникова в изобилии. Почему-то, при виде Серебренникова, всякий, облеченный соответствующими полномочиями, хочет дать ему денег. В лице у него, что ли, что-то такое есть… Или фамилия у нашего режиссера для князя мира сего, в чьем ведении находятся финансы, очень притягательная… Не знаю! Какая-то тут заключена животрепещущая тайна!
Во всяком случае, недоброжелатели режиссера посрамлены. Шутка ли, Римский кинофестиваль! Хотя он проводится в первый раз и не имеет пока никакой репутации, а также регламента, само слово «Рим» убивает наповал. В Риме, в вечном городе, признали – значит, признала сама вечность, не правда ли?
Разумеется, злые языки тут чего только не наплели. Дескать, фестиваль сделан на скорую руку, чтоб досадить старушке-Венеции, жюри профессионального не было, пятьдесят человек зрителей разного возраста, выносившие вердикт, отбирались неизвестно по каким признакам… а совсем уже отвязанные злые языки итальянского происхождения добавили, что известно, по каким. Не намекая, а прямым текстом указывая на сексуальную ориентацию председателя жюри Этторе Скола… Интересный у них там, в Италии, уровень ведения дискуссий – мы не будем до него опускаться! Нам важен только факт присуждения европейского приза нашему отечественному режиссеру.
Для тех, кто при словах «Европа», «европейский» сразу падает на колени и молится, наверное, это факт отрадный. Хорошо им живется среди мифов и фантомов. Куда лучше, чем тем, кто понимает грустную правду – нечему там молиться. Мусорным и затхлым ветром давно несет и от европейского театра, и от европейского кинематографа. Где неподражаемый кинематограф Франции, Италии, Германии? Куда делся самобытнейший театр
Кирилл Серебренников, видимо, неплохо совпадает с дегенерацией европейского театра и кинематографа. Маленький замкнутый мирок, отсутствие всяких идей, театрализованное кривляние, повышенное внимание к физиологическим отправлениям человека при полном отсутствии человеческого «верха» (разума, чувств), социальное безразличие, вульгарное шутовство – всё это близко и понятно европейскому мещанству. Которое обожествило само себя и уже принялось от тоски и скуки само себя пожирать, как тот парень из Германии, что искал по Интернету, кто бы его убил и съел, и без труда нашел. Прекрасный сюжет для нового фильма Кирилла Серебренникова!
Видимо, для правильного восприятия картины «Изображая жертву» нужен особый контекст. Если русскоязычный россиянин забежал после работы в кино посмотреть этот фильм, то он в лучшем случае пожмет плечами. Развлечься ему не удастся (нет ни захватывающего сюжета, ни красивых женщин, ни пейзажей, ни трюков), воспарить духом и задуматься о смысле жизни тоже не получится (в картине ни мыслей о жизни, ни правды быта нет). А вот если смотреть «Изображая жертву», как смотрело жюри «Кинотавра» – после убедительного завтрака, под плеск Черного моря, или, подобно анонимному жюри Римского фестиваля, попивая винцо под сенью Вечного города, то, очевидно, наступает некий резонанс. Видимо, на сытую душу, в обстановке покоя и безделья, всё происходящее в картине веселит и забавляет. Ну, бесятся, корчатся и матерятся некоторое недолгое время на экране какие-то уроды – еще глупее, гаже и бессмысленнее, чем ты сам. Приятно посмотреть!
Так ли это? Или нет? В следующей статье мы продолжим разгадывать «тайну Кирилла Серебренникова»…
Тайна г-на Серебренникова раскрыта
В течение октября на сцене театра «Современник» шли премьерные спектакли под названием «Антоний amp; Клеопатра. Версия» – новый шедевр режиссера К. Серебренникова. Посмотрев его, я убедилась: тайна г-на Серебренникова раскрыта.
«Антоний amp; Клеопатра», как сообщено на афише – это пьеса О. Богаева и К. Серебренникова по мотивам У. Шекспира. Согласиться с этим трудно. Насколько можно было понять из дурного балагана, мельтешившего на сцене, перед зрителем предстает дайджест именно пьесы У. Шекспира (в переводе то М. Донского, то О. Сороки), с основным составом тех же действующих лиц, с тем же сюжетом и массивом шекспировских белых стихов, которые извергаются из уст актеров, как плохо переваренная пища.
Правда, иногда в пьесу вставлены кусочки какой-то отсебятины, с использованием вульгарной лексики («шлюха», «член» и тому подобное) – это, видимо, и есть плоды трудов Богаева и Серебренникова. Новая версия шекспировской трагедии состоит в том, что предельно ясная, великолепно сделанная пьеса, от сокращений и бессмысленных вставок кажется каким-то бредом непонятно о чем.
Пытаясь постигнуть этот бред, критики нагрузили спектакль собственными домыслами, приписав ему антиисламский пафос и античеченские настроения. Ничего подобного режиссер, разумеется, не имел в виду. Если враг Цезаря, Секст Помпей, появляется у него на экране, стилизованный под чеченского полевого командира, с автоматом, в камуфляже и с характерным акцентом, то это происходит оттого лишь, что Серебренников не знает и знать не хочет, кто такой Секст Помпей, почему он воюет с Римом, и вообще что происходит в пьесе Шекспира. Ему нужно хоть как-то оформить происходящее на сцене, вот он и берет самую расхожую, всем знакомую картинку: террорист в камуфляже. Если нужно представить образ государства, берется такая же современная картинка: люди в пиджаках, и среди них «Цезарь» (Иван Стебунов) – маленький механический человечек, чья манера речи слегка, чуть-чуть пародирует путинскую. Это зрителю известно, понятно. А что такое Рим и Египет – надо объяснять, искать образы, соображать. А соображать нынче в театре особо никому не охота – ни творцам, ни зрителям.