Ничего святого
Шрифт:
У нас тут как нигде уже свободно,
и так задорно, что порой до слёз…
(лазутчик)
Я этот план вынашивал сто лет,
всё просчитал до грамма и микрона —
кинжал, граната, яды, пистолет...
И вот стою один напротив трона.
Ну, наконец мы встретились, тиран.
Смотри, как я искусен и опасен!
Я не один из стада, не баран,
и про мораль я знаю не из басен.
Я, если что, в любой пролезу
и кровь пущу и льву, и голубице.
Теперь, когда я показал свой класс,
возьми меня в какие-нибудь вице-.
(былинное)
Какая радость у холопа
субботней порки опосля,
когда истерзанная жопа
красней и жиже киселя?
Втирать соседям по полатям,
что наш-то барин не суров,
что мы ещё немного платим —
спасибо, есть жратва и кров!
А за морями людоедством
грешат иные господа,
и там бы был вапще звездец вам,
а тут ещё терпимо, да…
(теория за)
Договорились Кузнецов и Смит,
кто будет гей, а кто антисемит.
И в теме Шмидт, и Чжан, и Кац —
тот царь, тот поп, а тот паяц.
Вот либерал, вот консерватор,
а мы все ходим в этот театр,
и, словно дети с леденцом во рту,
кричим — злодей! ату его! ату!
(памяти жирафа Маркуса)
Жираф — не хряк и не индюк,
и не овца мясной породы,
он — невообразимый глюк
раздухарившейся природы.
Многопудов, многометров,
но посмотри — какие ножки!
Таких не встретишь у коров,
широкожопых от кормёжки.
Врасплох гиганта не застичь,
свой облик в горизонт впечатав,
он ходит гордо, как москвич
среди приезжих азиатов.
Да, он съедобен иногда,
когда от гриппа сдохли куры,
и карп уснул среди пруда
от слива вод мануфактуры.
Но и йоруба, и зулус,
и боевые готтентоты
давно его забыли вкус,
а любят чипсы или шпроты.
И вдруг — какой ужасный рок!
Обагрен кровью Копенгаген!
Один, совсем ещё телок,
убит, как Троцкий, как Корчагин!
Шурупом в голову! Пиф-паф —
убит, убит и съеден львами…
Сегодня жертвой пал жираф,
а завтра нас застрелят с вами?
Европа... Что с тобой стряслось?
Словила вирус из Ирана?
Твой символ, твой сохатый лось
не хочет участи барана!
Мы этих трёхнутых датчан,
что о свободе геев мямлят,
самих покрошим, как кочан!
И кстати — будь ты проклят, Гамлет!
(предвзятость)
Любой,
а особенно с жиром на мягких бочках,
а ещё постоянно вещающий вздор,
задирающий нос, будто он командор,
будто он симпатичнее даже котов,
должен быть постоянно и жёстко готов,
что какой-нибудь кто-то (а именно — я)
оскорблён просто фактом его бытия.
(братские народы)
Джаз уютно ласкал перепонки...
И тут нас вдруг огорошили:
американцы то, типа, подонки!
Твари гнусные, нехорошие!
А когда угощались галушками —
вкуснятина, мы чуть не спятили —
упс, и хохлы с их хохлушками
оказались жлобы и предатели.
А как ямбы любили с хореями,
упивались стихами шипучими?
А поэты все вышли евреями,
а евреи те Бога замучали.
Как же быть славянину-то русскому?
Чем питать ему душу и мускулы?
Из народов поставить свой плюс кому?
Кто ударом не выбьет ему скулы?
От Суринамов и до Дакот,
через Анголу да во Вьетнам —
так получилось, что пёс да кот
самыми близкими стали нам.
(метатема)
Начитался поэзии в стиле fusion,
обескуражен. Мозг перегружен —
требует перезагрузки,
чтобы не разучиться понимать по-русски.
Из новостей: рифма — дурной тон,
фраза обязана весить шестнадцать тонн,
у любого явления и предмета
есть астральное тело с приставкой «мета»,
а кто не видит астральное тело —
тот не поэт и вообще не брателло
(Блок? А какой он ведёт блог?)
Короче.
Настоящие производители духовных скреп
давно по клубам читают рэп.
И я по старинке начну с куплета —
глядишь, и придумаю scoop лета.
(на страже морали)
И в Русском музее, и в Эрмитаже,
и в Третьяковке, и в Лувре, и даже
во Храме Господнем, невинно юны,
младенцы сидят, обнажив писюны.
И чтобы не вызрело семя разврата,
уже омбудсмен призвала депутата —
ребёнка они завернут в бельецо,
а маме хиджабом закроют лицо.
(под маской злодея)
Нет ничего святого для меня —
я ржу как конь у Вечного огня,
Ловлю айфоном в церкви покемона,
ругаю матерно Вована и Димона,
Оправдываю педо-педагогов,
что портят школьниц, знаньями растрогав,