Ничей

Швецова Ольга

–  Ты рассчитываешь меня напоить и...

Алексей улыбнулся, опасения Лены были понятны.

–  Нет, Лен, скорее рассчитываю напиться сам и, наконец-то, перестать себя контролировать. Пошутил... Просто хочу посмотреть на тебя подольше. Очень хочу. Так я могу рассчитывать на подарок?

–  Я подумаю.

* * *

Он действительно только смотрел, опираясь подбородком на переплетенные пальцы. От такого взгляда становилось не по себе. Будто всё, о чем он думал сейчас, обретало вполне ощутимое воплощение. Становилось жарко. Но отступать поздно, придется потерпеть еще некоторое время, раз уж все-таки пришла. Елена взяла со стола кружку с непонятным содержимым, сивушный запах был чем-то замаскирован,но все равно неаппетитно. Отравить ее или напоить специально Лёшка

точно не способен, поэтому для храбрости она сделала большой глоток.

–  Лена, надо поесть. Я специально для тебя принес...

Да, Алексей ради нее постарался, никаких надоевших грибов на столе не наблюдалось.

–  А ты сам?

–  Я же сказал, хочу напиться для пущей решительности!

Но он не пил, снова молча смотрел на нее. Елена долго сидела, уставившись в почти пустую кружку, чтобы не поднимать голову. Взгляд Алексея был каким-то мутным, словно он уже пьян вдрызг. Но ведь это не так!

–  Что с тобой?

–  Ничего.

–  А почему ты так смотришь?
– она знала ответ, но молчать больше не было сил, слишком тягостным оказалось это молчание.

–  Восхищаюсь на расстоянии. Это ведь не запрещено, кажется?

Он взял со стола кусок нарезанной свинины, но проглотил с видимым усилием. Еда вызывала отвращение, сейчас была не нужна. А того, что нужно, не получить! Лена так близко, и все равно это бесполезно.

Пламя от свечек на столе между ними искажало очертания предметов по другую сторону, Алексей неподвижен, но Елене показалось, что чуть пошевелился. И еще казалось, это из-за него воздух раскалился и дрожит. Слишком свежи воспоминания у обоих. Они заперты вместе в комнате, заваленной боеприпасами, звучат страшные слова, будущее неопределенно, и оба готовы умереть... После такого трудно сидеть за одним столом, даже хладнокровному Алексею нелегко. Елена ерзала на табуретке под его взглядом, но не уходила, что-то не отпускало... К тому же торопиться все равно некуда. Даже если вслух проговаривалась не вся правда, между ними никогда не стояла ложь. Боялась ли она услышать снова его признания или рассчитывала на них и расстроена, что не услышала? Но что-то должно сегодня прозвучать или случиться! Елена была в этом уверена. Будто до предела натянутая струна звенит где-то, она или оборвется сейчас, или...

Кто-то должен был поставить точку; если у Елены не хватает смелости или чутья на нужный момент - придется сделать это самому.

Только как унять боль во всем теле? Настоящая наркотическая ломка, не меньше. И нечего списывать на лейкоз - рано еще для этих симптомов. Сам, собственными руками перечеркнул для себя всё! Просто думал, что эти части его жизни никогда не пересекутся, а они вдруг сошлись. Думал, что Лена никогда не узнает... Да и Лена была ему не так уж и нужна в то время.

Неужели такое было когда-то? Где осталось здравомыслие, которым он всегда отличался, куда исчез тот уравновешенный и холодный Алексей? Откуда вдруг взялся этот... Который ежесекундно испытывает страх, что девушка уйдет, и одновременно радость, что она еще не уходит. От этого и боль, тело в постоянном напряжении: не упустить, удержать ее! Потому что когда она уйдет, останется только пустота. Ничего не останется, и его самого не будет. Его уже нет! Но Елене нельзя сказать об этом, хоть информация сыграла бы в его пользу. Даже этого он не может теперь себе позволить... А раньше не задумался бы! Использовал бы все способы. Что он вспомнит потом? Чем можно будет сдержать себя от последнего шага? Хватит мечтать, как тогда, прислонившись к ее запертой двери в бункере... Ему нужно настоящее, не воображаемое,. Не отвлекаться! Нет сил сказать хоть слово... Потому что Елена не станет слушать. Она очень хочет уйти и ждет только повода. Но кто-то должен... Почему он?!

Не найдя, что сказать, Алексей только добавил немного из бутылки в ее кружку.

–  Мне хватит, Лёш...

–  Как хочешь.

И снова взгляд скользил по ее телу и лицу, Елена не поднимала глаз, всё чувствуя и понимая. Он был благодарен за терпение, хотя в этом мало приятного. Впрочем, горячей взаимности он от нее и не видел никогда...

–  Лёш...

–

 Что, Леночка?
– всё. Она уходит. И никак не помешать этому!

–  Я не сразу поняла, что там случилось в оружейном хранилище...
– она помолчала немного, но раз уж начала, нужно было договаривать.
– Ты не боялся ни секунды! И мог убить меня в любой момент, но ведь именно ты всегда старался оказаться между мной и любой опасностью, и сейчас стремишься от чего-то защитить, тут ты совсем не изменился. Вот поэтому я сегодня и пришла. Тебе просто очень плохо, Лёш. Но это ничего не поможет исправить. Если только...

–  Если что?

–  Ты уйдешь и больше никогда здесь не появишься.

«Кто сказал, что любовь - это прекрасное чувство? Почему же тогда так хреново? Или только у меня так... Лена, не надо! Ты всегда была рядом, ты спасала от одиночества. И теперь не даешь мне даже права тебя видеть! Я знаю, за что... Ничего не забыл. Мне только нужно хоть немного, хоть пару минут быть счастливым. Это же настоящее са- до-мазо: причиняет боль, но все равно очень хочется, по-другому у нас с тобой почему-то не выходит... Как легко было сказать «люблю», когда не любил, и даже близко к этому не стоял! Тебе не нужно слово, Лена, ты все понимаешь. И тоже боишься произнести его, потому что тогда назовешь вещи своими именами... Я хочу только одного - к тебе. Знаю, что невозможно. Черт, ты же не слышишь меня, Лена!»

–  Куда мне идти?
– спросил, не подумав, совершенно непроизвольно... Зачем? Потому что хотел, чтобы она напоследок подсказала ему что-то? Или проверить глубину ее безразличия?

–  А где ты был раньше, Лёш?

Лучше ей не знать. На Китай-городе до сих пор ищут, кто завалил Утюга... Про несостоявшуюся свадьбу с Улькой упоминать тоже не стоило. Вряд ли Лена отнесется к этому с пониманием.

–  Я не мог прийти к тебе сразу, у вас тут все так сложно...

–  А ты всегда хочешь во всем разобраться!
– она даже улыбнулась.
– Знаешь, наверное, это хорошо... Что ты пришел. Я ужасно разозлилась, когда тебя увидела! Но ты почему-то жив. И мне почему-то спокойнее.

«Я не жив, Лена! Это ненадолго... Зато я вижу тебя. И мне тоже спокойнее стало. Почему-то».

Стол, разделявший их, был непреодолимой преградой. Алексей намеренно сел напротив, чтобы не поддаться соблазну. И сейчас слишком сильно желание отшвырнуть в сторону чертовы доски, оно едва поддается контролю! А может, не нужно делать этого?! И хоть раз воплотить сон в жизни! Силой, уговорами, лаской... Добиться от нее согласия, пусть и раньше не удавалось, сегодня - он чувствовал - всё получится!

Иначе Лены здесь не было бы, иначе не краснела бы она, догадываясь обо всем... Но что будет с ними утром? То же самое болезненное пробуждение - обратно в реальность, где Лена будет стыдиться своей слабости, никогда не простит саму себя. Нет, нельзя разделять с ней это... Как бы ни было тяжело - он должен принять всё сам, только он один.

«Лена, уходи немедленно! Сейчас! Я не могу заставить себя произнести эти слова. Не заставляй меня и ты, не надо. Или ты сама не хочешь этого? Тогда всё не напрасно, и ты согласна хотя бы приблизиться к примирению... Хоть немного. Но рядом с тобой больше никогда не будет привычного состояния покоя, которое я так хотел обрести сейчас. Я всегда хотел, чтобы ты принадлежала мне одному. Только так! Одалживать тебя у твоего жениха, чтобы попользоваться... Это не для нас с тобой».

Старые доски самодельного стола были изучены до последней занозы, но взглянуть сейчас на Лену оказалось очень трудно. Алексей закрыл лицо руками, и от этого голос звучал приглушенно:

–  Лен... Больше у меня нет причин, чтобы прийти к тебе. Я теперь знаю, что всё хорошо и беспокоиться мне не о чем.

«И сказать нечего... И оставаться незачем. Волшебство на сегодня закончилось, ангелам пора разлетаться по своим гнездам, пока с ними не случилось ничего плохого тут, на грешной земле, где человек из последних сил сдерживает себя, чтобы не испачкать белые крылышки». Алексей понимал, что повторяется, что застрял в разговоре на одной и той же мысли, но любые другие слова сейчас звучали бы еще глупее.