Ничейный космос
Шрифт:
Флэнаган тоже невольно прикрывает рот ладонью, прячет улыбку.
— Я не позволю так с собой обращаться. Флэнаган пытается вернуть себе суровый вид.
— Вы теперь наша пленница. И, черт возьми, вести себя будете, как…
Я ударяю Флэнагама по лицу. Он не ожидал этого — его голова запрокидывается, из носа хлещет кровь. Я кручусь, как маленький смерч — выбрасываю когти экзоброни, подрезаю ими подколенные сухожилия лопера, ногой с разворота бью женщину и…
ЛЕНА
Это
Лена, ты не права. Я предупреждал, что нужно держать себя в руках.
Мог бы догадаться, что я тебя не послушаю. (Тяжкий вздох.)
Откуда мне было знать, что они такие хорошие бойцы?
Они же пираты, Лена, — смертельно опасные, прошедшие испытание не одним боем. А ты лишь тренировалась в спортзале.
Моя боль бесконечна. Мое положение — настоящая пытка, ад. Мне тяжело, надежды нет. Я унижена.
Лена, успокойся…
Заткнись! Я в полукоме. Я двигаюсь, говорю, дышу, ем, но… меня будто сжимает гравитационное поле. Я двигаюсь медленно, так медленно, что мышцы горят от натуги; каждый вдох и выдох — как скрежет, сипение.
И — мне-при-хо-дит-ся-го-во-рить-по-сло-гам.
Не-вы-но-си-мо.
ДЖЕЙМИ
Ух ты! Какая горячая!
Детка, ты прелесть!
Я ей, наверное, тоже нравлюсь.
Только я для нее слишком маленький.
Нет, я лишь выгляжу маленьким. Надо было повременить с остановкой развития… прийти к врачам не в десять лет, а, скажем, в одиннадцать. Или в двенадцать. Способностей игрока я бы не утратил. А женщины не любят мужиков, у которых еще женилка не выросла и которым не надо бриться. Как меня это беси-ииит!!!
Я слежу за ней на мониторе наблюдения — сигнал поступает от скрытой камеры. Она ходит из угла в угол. Ее лицо — застывшая маска. Быть в полукоме — это, наверное, чертовски больно. Вот если б она меня видела. Ну, посмотри на меня! На Джейми-красавчика!
Хоть она и полупарализована, но я смотрю на нее, и у меня встае-ееееееееееееееееееееет!!!
Капитан скорее всего хочет убить ее.
А жаль.
Может, стоит заглянуть к ней? Развеселить и так завоевать ее сердце? Ведь я здорово умею шутить. А уж ветры пускаю — точно по нотам.
Или же нет? Вдруг ей не понравится, как я сморкаюсь: я умею зажать одну ноздрю и стрельнуть соплей из другой.
С другой стороны… что, если это я для нее слишком хорош?
Да, мне так больше нравится. Я слишком хорош для нее! Дя-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
БРЭНДОН
— У… меня… жалоба, — говорит она.
— Обращайтесь к капитану, — отвечаю я.
— Я… не… могу…
Умираю со скуки, ожидая, пока она договорит.
— …не… могу… есть…
— Я
Я готовлю шприц, работающий на сжатом воздухе, соединяю его с пищевой ампулой. Она смотрит на меня безжизненным взглядом.
— …Б…р…э…э…э…
— Брэндон, — заканчиваю я за нее бесконечную попытку обратиться ко мне по имени.
Она смотрит на меня. Ее глаза — как два озера скорби. Она сама беззащитность; она излучает страсть, благородство, красоту. Она — женщина, умереть ради которой — великая радость.
— Ложитесь на койку, — велю я сдержанным тоном и ставлю ей капельницу.
Ее взгляд теперь полон чистой ненависти. Она устает от слов и поэтому выражает мысли проникновенными взглядами.
— М…ой… о…т…е…
— Слышать ничего не желаю о вашем отце. Я оставляю ее одну.
Слышу сдавленный всхлип. Мне ее жаль.
ФЛЭНАГАН
Когда-то я мечтал стать музыкантом. Окончил училище по классу гитары: играл на испанской гитаре, электрогитаре, джазовой гитаре, фьюжн-техно гитаре, играл на клавишных, изучал композицию. Сбежав из дома и очистив голову от бредятины, которой меня пичкали на родной планете Кембрия, я двадцать лет посвятил собственной музыке: сочинял, играл, осваивал новые инструменты, работал по семь дней в неделю, готовясь к своему звездному часу на галактическом телевидении. Я жил и дышал музыкой.
Блюз, буги-вуги, регги, хип-хоп, техно, гранж, кубинский фьюжн, фламенко-соул и электро-соул, нумьюзик, джиг-джаг, госпел — я был признанным мастером всех классических направлений. Современная музыка меня мало интересовала, я был королем ретро. Меня переполняло пьянящее чувство — мне казалось, я постепенно создаю собственным оригинальный стиль. В моей музыке сочетались смысл, душа и ритм. Мои стихи били по слушателю чистой, искренней страстью, сочились ядом сарказма. Такую гремучую смесь назвали в честь нашей группы — «Флэнаганз бэнд». Я обрел популярность.
А потом астероид убил моих жену и детей.
Мы тогда жили на Пиксаре — планете, входившей в состав Свободных миров: мягкий теплый климат, великолепные озера и никаких морей. У Пиксара было две луны, которые регулярно вызывали гигантские приливы, однако наши дома легко превращались в подводные капсулы. А воздух… чистый, богатый кислородом; на Пиксаре сам процесс дыхания доставлял удовольствие.
Потом случилась катастрофа — глобальная и совершенно неожиданная. На Пиксар упал астероид — были уничтожены миллионы видов живых существ, погибла планетарная цивилизация. Такое никому даже в кошмаре не снилось. Атмосфера на время исчезла, проснулись вулканы, материки раскололись, и планета исторгла содержимое своих недр.