Ничейный космос
Шрифт:
Проблема втом, что этот пэ-и-дэ-о-эр-а-эс и ха-эр-е-эн-о-эс-о-эс тоже видит меня насквозь.
Ночью мне снится, как я занимаюсь любовью с дельфом. Его пенис появляется, будто лезвие выкидного ножа, входит в меня. Я кончаю… и все это под водой.
И тут я просыпаюсь. Фу, грязь, мерзость, пошлость!
Я вся в поту — покрыта тонкой серебристой пленкой, будто только что выбралась из океана на берег.
ФЛЭНАГАН
Мир Кемпбела. Самый свободный и самый печально известный из миров, освоенных человеком. Планета Фронтира. Если хотите наркотиков,
Этот мир не подлежит терраформированию. Тут слишком сильные ветра, летом бушуют бури, а град такой, что пробивает штурмовую броню космодесантника. Мир Кемпбела известен своей ночной жизнью, а днем это — раскаленная, раздираемая штормами сковородка пустыни.
Атмосфера, понятно, для дыхания непригодна, но гигантский энергетический насос забирает жар от ядра, питая герметичные дома по всей планете. Жилища, будто стеклянные глаза, смотрят в небо, где светят два солнца, а внутри, за тройным слоем герметики, вполне уютно живут обитатели Кемпбела.
Стены подземного бара сотрясаются от криков толпы и басовых ритмов. Здесь стробосвет заменяет естественный, а галлюциногенные наркотики распыляются в воздухе, чтобы разогнать тоску и отчаяние долговременных обитателей. Быть пьяным тут не порок, но достоинство.
Причаливаем в укромненьком доке для контрабандистов. Нам гарантирована безопасность, и власти не тронут нас.
Время забуриться в кабак.
Большого труда стоит уломать Лену пойти с нами. Она корчит из себя фифу, но видно: мои внимание и настойчивость льстят ей. Я — охотник и соблазняю ее. Лена — моя добыча и объект вожделения, хрум-ням-ням! Но самый шик — сделать так, чтобы она пошла сама, приняла мою страсть. Так мне легче будет открыться, быть естественным.
На идеализме, чувстве долга и здравого смысла тут не сыграешь — для Лены эти абстрактные понятия ничего не значат. И я играю на скуке — мне удалось заморить Лену бездельем! До того как мы взяли ее на абордаж, она сотню лет провела в космосе одна, не видела ни души. Теперь я даю ей цель, смысл жить дальше.
Война с родным сыном — самое то.
— Собак не обслуживаем, — фыркает бармен, когда мы входим в заведение.
— Я лопер, — сдержанно отвечает Гарри. — Такой же человек, как и ты. Просто шерстью покрыт. Налей-ка текилки, большую.
— Мне пива, — говорю я, — и водки, чтоб заполировать.
— Водки, — заказывает Аллия, — с текилой.
— А мне всего этого — помаленьку, в одну большую посуду, — просит Джейми. — И ведро для блевотины, будьте добры.
Одариваю Джейми строгим взглядом. Он хлещет спиртное с тем же азартом, с каким десятилетка поедает конфеты. Да он, собственно, и есть десятилетка.
Бар спроектирован на основе работ Эшера [14] — интерьер закручен в ленту Мебиуса, гравитации нет. Столики прикреплены к полу, стенам или подвешены к потолку — где хочешь, там и пьянствуй. Впечатление, будто попадаешь в пещеру летучих мышей. Только здесь эти твари визжат-пищат по-человечески да еще травят непристойные анекдоты.
14
Эшер,
Я беру свежевыжатый сок папайи, сдобренный настоящим земным ромом. Лена потягивает дистиллированную водичку… и в ужасе пялится на участников шоу: пару девиц и мужчину с двумя членами.
Аллия рассказывает, как однажды Роб бился на шахтерской станции. Противник вживил себе металлические костяшки пальцев, но их не сумели скрыть даже перчатки: он бил Роба в челюсть, и каждый раз слышалось «бздынь!» Судья — продажная шкура — отказался проверить шахтера на металлодетекторе. Робу сломали челюсть в четырех местах, но он продолжал биться. Уходил от ударов, атаковал противника в корпус, пока тот не сблевал кровью прямо в лицо судье — и тот ослеп. Роб добил его.
Аллия, естественно, ставила на Роба, и он здорово наварился. Однако (Аллия коварно ухмыляется) из-за сломанной челюсти ночью жене куннилингус сделать не смог.
Мы все дружно смеемся над кульминацией. Аллия, как всегда, сама лаконичность — умеет одной фразой поставить эффектную точку.
Черт, я люблю эту женщину. Всегда любил. И сейчас думаю, что подсознательно, не признаваясь себе, подставлял Роба — всегда подвергал его большему риску, чем остальных. Надеялся, что он погибнет, а его женщина станет моей.
Но вот Роба нет, а его жена все равно недоступна. Аллия в трауре. Я и забыл, что она родом с планеты, входящей в Галактическую христианскую общину, и состоит в какой-то там секте.
Сам я против сект. По мне, так религия дискредитировала себя много лет назад, после ужасов, устроенных Церковью нового тысячелетия. Однако род Аллии колонизировал планеты, ставшие позже их домом; нес с собой веру, баптистские и методистские идеалы. Вот какой бульонец течет в жилах Аллии.
Я только не пойму, как можно любить мертвого? Забыть его, козла, и жить дальше!
На меня вдруг нападает тоска. Опрокидываю еще бокал сока с ромом.
Гарри рассказывает о себе — об эпическом забеге на родной планете во время одной из нескончаемых войн. Тогда Гарри был героем среди своих, а сегодня он пария, изгой и приговорен к смертной казни.
Брэндон, как всегда, вклинивается с подсказками, помогает Гарри. Кэлен слушает безразлично — она будто и не принадлежит этому миру. Такая в ней легкость, непринужденность. Интересно, почему меня не тянет к ней? Может, из-за кошачьих генов в ее организме? Но ведь они-то и придают ей такой шарм.
Кажется, я перебрал. Глотаю таблетку отрезвина.
Свою историю хочет поведать Джейми. Но куда ему! Ребенок, он живет в своих мыслях, мечтах, настоящего опыта не имеет. Его рассказ быстро захлебывается, однако мы делаем вид, будто внимательно слушаем. А Джейми замечает притворство и бесится. Мы терпим. Пусть он засранец, но он наш засранец. Эх, засранчик, мы любим тебя.
Лена осваивается. Ей по душе компания, дух товарищества, наши байки, чувство локтя и то, что мы всегда вместе.
Тут Кэлен обращается к ней: