Ничто не случайно
Шрифт:
– Ты не… знаешь. Ты ударился о землю, а потом… чуть дальше… зарылся носом. Я думал ты наверняка перекувырнешься. Скверная… была картина. Я и в самом деле думал, что ты готов.
К этому времени он мог бы уже перевести дух. Неужели авария выглядела настолько скверно, что это так на него подействовало? Если уж кто-то имел право проявлять беспокойство, так это я, потому что это мой искореженный самолет валялся на траве.
– Да нет, Пол. Мы не собирались отдавать концы. Что, в самом деле это выглядело так плохо?
– Да. Я думал… Боже ты мой… что Дику крышка!
Я ему не поверил.
– Ну, – сказал я спустя минуту, – тебе придется признать, что повторить такой трюк будет очень трудно.
Я почувствовал, как во мне начали расслабляться пружины, те самые пружины, которые были напряжены в воздухе так, что я чувствовал малейшее движение самолета. Теперь они ослабли, и мне стало чуть свободнее, за исключением, пожалуй, того, что я не знал, сколько времени уйдет на ремонт самолета. Это была единственная мысль, полная напряжения. Я хотел привести самолет в порядок как можно скорее.
Тридцать часов спустя самолет был отремонтирован, испытан и снова катал пассажиров.
Это какое-то чудо, думал я, и не переставал этому удивляться.
Когда мы покидали Прейри дю Шайен, Райо был Неизвестностью. А теперь, когда Райо стал Известностью, мы ощутили на себе постромки безопасности, и нам стало не по себе.
Ветер после полудня усилился, что сразу превратило Стью Макферсона из парашютиста в привязанного к земле продавца билетов.
– Сейчас где-то миль пятнадцать в час, – озабоченно сказал он. – Для меня это, пожалуй, многовато, чтобы спокойно себя чувствовать во время прыжка.
– Да ладно тебе, – сказал я, размышляя, с какой силой такой ветер может лупить по шелковому куполу. – Пятнадцать несчастных миль в час? Ничего с тобой не сделается. – Интересно, кстати, было узнать, можно ли раздразнить Стью настолько, чтобы он пренебрег доводами разума.
– Ветер свежеет. Я, пожалуй, прыгать не стану.
– Все эти люди придут посмотреть на тебя. Народ будет огорчен. Вчера кто-то сказал, что твой прыжок был самым первым прыжком на этом поле. Теперь все настроились увидеть второй. Так что лучше прыгай.
На случай, если бы он сдался, у меня была наготове целая лекция насчет того, как одни лишь слабаки уступают в том, в чем считают себя правыми.
– Пятнадцать миль – это сильный ветер, Дик, – отозвался Пол из ангара. – Знаешь что? Нам все равно надо испытать купол и убедиться в том, что инверсии больше нет. Надень-ка нагрудные ремни, а мы бросим купол на ветер и посмотрим, правильно ли он раскроется.
– Я надену ваш парашют, – сказал я. – Не боюсь я вашего парашюта.
Пол принес нагрудные ремни и помог мне в них забраться, и пока он это делал, я вспомнил слышанные мной еще в военной авиации рассказы о пилотах, беспомощно тащившихся на ветру за своими парашютами. Одним словом, я совсем было собрался передумать.
Но к этому времени я уже был полностью пристегнут и стоял спиной к ветру, который, похоже, значительно посвежел, а Пол и Стью стояли у разложенного на траве купола, готовые подбросить
– К движению готов? – прокричал Пол.
– Одну минутку! – Не понравилось мне это его словечко насчет «движения», потому что я-то как раз собирался оставаться на том самом месте, где был. Я вбил каблуки в землю, перевел замок в положение аварийного освобождения, чтобы отбросить парашют, если что-нибудь пойдет не так.
– Не трогай замка, – сказал Пол. – А то купол опять весь перепутается. Если захочешь избавиться от парашюта, потяни за нижние лямки. Готов?
Прямо по ветру находилась невысокая ограда из деревянных столбиков с натянутым между ними стальным тросом. Если меня потащит, то потащит именно туда. Но опять же, во мне 200 фунтов весу, я прочно уперся ногами в землю, и никакой легкий ветерок не протащит меня до самой ограды.
– Готов!
Я наклонился навстречу ветру, а Пол и Стью швырнули купол в воздух с подозрительным энтузиазмом. Ветер сразу же поймал парашют, надул его, как спинакер у гоночной яхты, и каждая унция этой силы рванула меня за лямки и плечи. В меня словно мощный трактор вцепился, тащивший меня за стропы.
– ЭЙ!
Я вылетел со своей первой укрепленной позиции, потом со второй, где я попытался зарыться в землю каблуками, потом и с третьей. Я подумал о том, что потеряю равновесие за этой громадиной, и ветер истреплет меня об ограду. Чудовищная медуза рывками тащила меня по земле, а Пол и Стью стояли себе и хохотали. В первый раз я услышал, как Стью смеется.
– Держись, парень!
– Это ведь легкий ветерок! Не о чем говорить! Эй, держись!
Я получил полное представление о ветре и парашютах и, скользя к ограде, схватился за нижние лямки, чтобы погасить эту штуковину. Я потянул, но ничего не произошло. Я только заскользил еще быстрее и чуть не потерял равновесия.
Тут я уже перестал заботиться о нежном куполе Стью и сильно потянул за все нижние лямки, за которые мог ухватиться. Совершенно неожиданно парашют погас, а я стоял на легком полуденном ветерке.
– В чем дело? – отозвался Пол. – Ты что, не мог его удержать?
– Ну, я подумал, что лучше мне не обрывать ваши стропы об ограду и избавить вас от лишней работы.
Я быстренько отстегнул ремни.
– Стью, по-моему, сегодня тебе лучше не прыгать. Ветер что-то резковат. Ты, конечно, все равно хочешь прыгать, но сегодня тебе разумнее всего было бы посидеть на земле. Намного разумнее.
Мы свернули гигантский купол и отнесли его в затишье ангара.
– Тебе все же надо будет когда-нибудь совершить прыжок, Ричард, – сказал Пол. – Это ни с чем нельзя сравнить. Это настоящий полет. Попадаешь туда – и ни тебе двигателя, ничего. Только… ты. Усек? Непременно надо.
У меня никогда не было особого желания прыгать с парашютом, и болтовня Пола не вызвала во мне никакого энтузиазма.
– Когда-нибудь, – сказал я, – я этим займусь, когда у моего самолета отвалятся крылья. Я хочу начать прямо со свободного падения, а не проходить через все эти тренировки, которыми заставляют заниматься в парашютных школах. А пока что давай скажем, что я еще не вполне готов начать прыжковую карьеру.