Ничто Приближается
Шрифт:
Саша уснул в десять, засунув голову под подушку, чтобы не было слышно телевизора, отец никогда не выключал его раньше двенадцати. Под подушкой было жарко и душно, а выстрелы и вопли слышались все равно, поэтому первый сашин сон был о джугнлях и о бандитах, которые гнались за ним, громко кричали и стреляли… А потом бандиты исчезли где-то позади, а Саша заблудился и устал… Идти было тяжело, ноги увязали в густой траве, а в воздухе стоял горячий туман и стало трудно дышать… Все труднее и труднее… Потом что-то громко затрезвонило, и от этого
«Дверной звонок или будильник?» — успел подумать он прежде чем проснулся окончательно.
Когда он проснулся, то сперва подумал, что на самом деле все еще спит, а потом решил, что к ним в квартиру забрался кто-то чужой… и очень злой.
Саша услышал треск. И скрежет. Там, у отца… за шкафом…
— Мама! — закричал он, потом вспомнил, что мамы нет и испугался еще больше.
Вокруг клубился дым, черный и зловонный, (неужели папа так накурил?!) дыма было так много, что Саша больше не смог кричать, он задохнулся и закашлялся.
Дым…
Огонь…
Рубиновые отблески плясали на стенах, ярко освещая комнату. Они пока еще были за шкафом — злобные, яростные чудовища беснующиеся между огнем и дымом, хохочущие, бормочущие, рычащие, они творили какой-то свой особенный чудовищный ритуал…
Саша всегда ложился спать при открытом окне, пусть бывало холодно, но зато табачный дым к утру выветривался совсем… Может быть, благодаря распахнутым рамам, сквозь которые дым валил наружу, мальчик был еще жив…
Саша сидел на кровати парализованный ужасом, он кашлял-кашлял и не мог остановиться, пока его не вырвало прямо на белоснежные простыни.
— Мамочка, — тоненько заскулил он и потянулся к телефону на столе.
Он попытался набрать номер, но цифры как-то вдруг перепутались в его голове и так и не смогли выстроиться в правильном порядке.
Никто не поможет, никто не успеет! Нужно попробовать добраться до двери… выйти на лестницу… позвонить в квартиру тете Марине…
Саша выглянул из-за шкафа, и пламя опалило его. Вся комната уже была в огне. В ослепительно-оранжевом мареве дрожали черные скелеты горящей мебели, золотое море разливалось по лакированному паркету… как огромный костер полыхал диван. Саша пронзительно завизжал, когда в этом огненном буйстве увидел скорченную в предсмертной судороге, уже обугленную человеческую фигуру.
Саша отпрыгнул за шкаф, забрался в постель и укрылся с головой одеялом, он не хотел больше видеть… Не хотел видеть как пламя сожрет последнюю преграду на своем пути и доберется до него.
Он ждал, когда придет боль… И она пришла.
Очень быстро на улице у горящего подъезда собиралось много народа. Разбуженные криками и воем сирен, люди выходили во двор, в окна дома напротив пялились зеваки. Рыдала только та женщина, что вызывала пожарных, остальные молчали, стояли тихо и смотрели вверх.
Маша отошла подальше от других, села на детские качели, у нее подкашивались ноги и немного тошнило от волнения.
«Что
Если люди там наверху сгорели — а они сгорели наверняка — она уже никак не сможет помочь, Маша знала это, но все равно пыталась придумать что-то, наверное, просто не могла смириться с тем, что она — такая могущественная, и совершенно бессильна…
Через несколько минут после того как пожарники скрылись в горящей квартире, в толпе у подъезда внезапно поднялась какая-то суета.
Кто-то закричал.
Кто-то громко матюгнулся, призывая толпу расступиться, и к одной из машин «скорой помощи» пронеслись два санитара с носилками.
Толпа заволновалась, загудела.
Маша вскочила с качелей и кинулась туда, но уже не успела ничего увидеть — дверцы «скорой помощи» захлопнулись, и машина с громким завыванием сирен унеслась со двора.
— Это ребенок… — услышала Маша чей-то взволнованный шепот.
— Еще жив…
— Может спасут?!.
— Помоги ему, Господи…
Толпа примолкла когда из подъезда выносили аккуратно прикрытые белоснежной простыней останки другого человека. На сей раз санитары не спешили, они шли медленно, как похоронная процессия, и люди сами расступились перед ними — отпрянули в ужасе. Что-то скрюченное и неправдоподобно короткое, что было покрыто простыней, никак не походило на тело взрослого мужчины.
Маша вернулась в свою машину и сидела до тех пор, пока не уехала «скорая» с телом, пока не разошлись зеваки — все самое интересное уже кончилось, только пожарные еще работали, им нужно было убедиться, что огонь погашен, скорее всего они не покинут этот дворик до утра.
«Мальчику помогут, — думала Маша, заводя мотор, — Его спасут. Я не должна вмешиваться — все это совершенно не мое дело! Я не могу помогать всем в этом чертовом городе!»
Она выехала на шоссе и поехала к дому.
«Тем более, что я просто не смогу ему помочь! Как, скажите на милость, я смогу пробраться в больницу и подключить к кому-то машинку?! Меня туда просто не пустят… Или, еще хуже, заберут в милицию.»
До самого утра Маша пролежала в постели без сна, как только рассвело, она подошла к телефону и набрала номер справочной службы.
Выяснить куда отвезли жертву ночного пожара оказалось не сложно. Маша записала адрес, быстро оделась, и выскочила из дома.
Мальчика отправили в детский областной ожоговый центр, что находился где-то у черта на куличиках — в подмосковных Люберцах. Почему именно туда? Может быть там было какое-то особенное оборудование?
Не стоит ехать! Это просто безумие! Если мальчик смог пережить эту ночь — он выкарабкается и без машиной помощи, а если нет… тем более не стоит ехать.
В приемном отделении Маше сказали, что ребенок находится в интенсивной терапии, что рядом с ним мать… Что больше никого к нему не пропустят…