Ничья по-английски. Исповедь эмигрантки

Петрова Юлия

У меня не было желания воодушевлять других. Мне хватало своих забот. Но я попыталась быть вежливой и сказала:

— Ну, если я смогу помочь…

— Я подаю на визу невесты. Вы знаете что-нибудь об этих доказательствах, которые они требуют? Ну, доказательства, что мы встречались и все такое. Я волнуюсь. Боюсь, не получится.

Женщина и впрямь выглядела встревоженной. Она глядела на меня с надеждой, как будто я могла как-то повлиять на ее судьбу своим советом. Мне стало ее жалко.

— А в чем именно дело? — спросила я.

— Понимаете,

я еду к своему жениху. Мы познакомились в Интернете. И проблема в том, что виделись мы всего один раз, когда он приезжал в Киев. Моя подруга сама подавала на визу — так вот, она сказала, что одной встречи недостаточно. Мол, мы слишком мало времени провели вместе, и это будет подозрительно. И еще она сказала, что нельзя упоминать Интернет. А что мне говорить? Ведь это нормально — знакомиться в Интернете, правда? Где еще англичанин может встретить украинку? Разве это неправильно? — она практически закидала меня вопросами и восклицаниями.

— Нет, все правильно, и все у вас получится, — попыталась успокоить ее я.

Скорее, не совет был ей нужен. Она просто хотела от кого-то услышать, что все будет хорошо. Я должна была сказать лишь: «Не волнуйтесь!» Это помогло, и она немедленно расслабилась. Так и не поблагодарила, но я этого и не ожидала. Что с того, если взволнованные люди забывают о вежливости?

И что с того, если я не верила своим собственным словам? Если честно, с такой историей ей скорее всего будет очень непросто, но я не собиралась ее расстраивать. Мы все нуждались в поддержке.

Эта женщина была специфическим аппликантом — украинской невестой, представительницей очень популярной у западных мужчин категории. Таким женщинам обычно немного за 30 — в этом возрасте они понимают, что дома ловить нечего, и пытаются вырваться при помощи Интернет-женихов. Но чаще всего получают от ворот поворот, в том числе и потому, что даже не умеют говорить по-английски.

Взволнованная женщина заработала свой отказ очень скоро. Она умудрилась проговорить с офицером секунд 50, а затем ее дрожащий голос зазвенел по помещению.

— А что, если у меня нет этих писем?

Парень за окошком что-то ответил, и женщина вскрикнула еще более нервно:

— Наша переписка? Но это слишком личное!

Большая ошибка! Я точно знала, что она тем самым свела на нет все свои шансы. Такой вещи как «слишком личное» для посольств не существует. Здесь считается, что работники имеют право обследовать все аспекты твоей жизни. По сравнению с ними американские агенты ФБР — малые дети. Британские офицеры могут спросить что угодно — и если ты не в состоянии ответить на эти вопросы, считай свою игру проигранной.

Одним из самых распространенных «доказательств» отношений является личная переписка. Так что потенциальным невестам надо всегда держать наготове папку с письмами от своих бойфрендов, женихов и будущих мужей. А письма эти непременно должны содержать фразы типа «Люблю тебя, хочу тебя!», или «Время

с тобой было незабываемым», или «Скучаю до смерти». Множество крестиков-поцелуйчиков еще лучше дополнит общую картину. И фото, конечно же… Множество фото! На них пара должна держаться за руки, или обниматься, или целоваться взасос. Лично я думаю, что, покажи вы фото секса с партнером, это сочли бы вполне нормальным доказательством. А с виду невозмутимый офицер подумал бы: «Молодец, приятель. Так держать, с этими украинками так и надо!»

Не имея необходимых документов, женщина в истерике выбежала из комнаты, чтобы присоединиться к толпе плачущих на улице неудачников.

— Сволочи! — долетел до меня яростный возглас. Слово было четким и громким — ровно настолько, чтобы доставить неприятности говорившему. Даже на русском, услышанное и понятое определенными людьми, оно может закрыть тебе дорогу с Украины в Англию навсегда.

Шокированная, я обернулась, чтобы увидеть бунтаря. Им оказалась девушка лет 27-ми или 28-ми. Она сжала свои документы так сильно, что бумаги помялись. Она тряслась от гнева.

Я глядела на нее куда дольше, чем следовало. Она это заметила и сфокусировала на мне свои усталые, красные глаза. На секунду мне подумалось, что, не имея никого другого в качестве мишени, она бросится на меня и вцепится мне в горло. Но вместо этого девушка сказала:

— Они делают так со всеми! Просто издеваются!

О боги, подумала я. Слабые нервы. Не стоило никому сюда приходить со слабыми нервами. Ничего не выйдет. И, если она разозлит этих «сволочей», пострадаем мы все. Никому из нас не нужны были дополнительные эксцессы.

Поэтому я оглянулась по сторонам и, убедившись, что нас никто не слушает, тихо прошептала:

— Успокойся. Все будет хорошо.

Это не помогло.

— Я здесь уже в третий раз, — сказала девушка, теперь уже близкая к плачу. — В третий!

— Три — счастливое число, — сказала я, в душе презирая себя за эту лицемерную веселость. — Я уверена, ты получишь сегодня свою визу.

— Это не для меня, а для мамы, — сказала она, придвинувшись ближе и всхлипнув.

О нет, еще одна исповедь!

Девушка рассказала мне свою историю. Она работала в Шотландии помощником ветеринара, шел второй год ее пятилетнего контракта. Ради этой работы она прошла огонь, воду и медные трубы. Живя на ферме в Шотландии, девушка гнула спину на низкооплачиваемой работе и мучилась от погодной аллергии. У нее была мечта — обосноваться и перевезти в Шотландию свою маму. Но пока она вкалывала, у ее матери случился инсульт. Если бы не двоюродная тетя, которая приглядывала за больной, девушка уже давно бы осиротела. Она рвалась домой, чтобы быть рядом с мамой. Но, уехав, она бы не смогла так просто вернуться назад. Об этом ее предупредил начальник, которому проблемы сотрудницы были параллельны. Так что ей оставалось только звонить домой и спрашивать: «Как она? Жива ли?»