Нидерландская революция
Шрифт:
Едва только начались мирные переговоры с Францией, как Филипп II сообщил 10 сентября 1597 г. своим бельгийским подданным, что по его поручению Альберт в ближайшее время оповестит их «о благодатных решениях, принятых им во имя их собственного блага» [584] . Брабантские штаты узнали об этом 5 декабря из уст самого эрцгерцога; штаты других провинций были извещены об этом письменно. Все, разумеется, обнаружили по этому поводу лицемерный восторг и восхваляли «отеческую любовь и доброту короля». Но некоторые из них не могли скрыть своего страха перед независимостью, которой их облагодетельствовали, хотя они вовсе об этом не просили. Они дали понять, что не смогут своими собственными силами оказать сопротивление окружавшим их врагам. Штаты Фландрии решились даже заявить, что «нецелесообразно разделять здешние страны и отделять их» от других государств его величества, если они будут впредь лишены военной помощи Испании [585] .
584
Gachard, Documents in'edits, t. I, p. 889.
585
Ibid., p. 896.
Подписание
586
Ibid., p. 462.
Торжественная церемония, происходившая 22 августа, началась под знаком двойного разочарования. Представители страны, полагая, что их созвали на заседание генеральных штатов, намеревались обсудить с эрцгерцогом, на каких условиях произойдет «передача управления страной». Но председатель Ришардо тотчас же объяснил им всю «нелепость» их притязаний [587] . Им нет никакого дела, заявил он, до королевского решения. Самое большее, что им может быть предложено, это совместно обсудить, какие разъяснения они захотели бы получить от его высочества, «но нежелательно было, чтобы это решалось большинством голосов или в форме заседания генеральных штатов». Таким образом они вынуждены были письменно изложить свои пожелания, которые их больше всего интересовали. 20 августа они обратились к Альберту с просьбой заявить, что акт об уступке Нидерландов сохраняет в силе «старые вольности, свободу и независимость» страны; далее, они просили его безотлагательно заняться заключением благоприятного мира с Голландией и Зеландией и предоставить им самим начать переговоры. Но прежде всего они убеждали его тотчас же после его брака с инфантой созвать общее собрание штатов всей страны, «чтобы уведомить их о предстоящих изменениях в системе управления и правосудия и вообще обо всем, что касается их самих, а также охраны, благосостояния и спокойствия вышеназванных стран» [588] .
587
Ibid., p. 436.
588
Gacdard, Documents in'edits, t. I, p. 445, 447.
Несмотря на изъявленное эрцгерцогом согласие на все эти просьбы, имевшиеся опасения все же не рассеялись, а, наоборот, еще более усилились, когда выяснилось после открытия заседания 22 августа, что места, предназначенные для депутации Соединенных провинций, остались незанятыми. Таким образом слабая надежда на примирение восставших с новыми государями, которую кое-кто еще мог питать, была разбита в тот самый день, когда произошло торжественное признание государями Альберта и Изабеллы. Впрочем, Ришардо в своей напыщенной речи, с которой он обратился к собранию, предусмотрительно не проронил ни слова по поводу красноречивого отсутствия депутатов северных провинций. Он ограничился широковещательным изложением ряда, общих мест о милосердии короля, о бедствиях гражданской войны и о процветании, которое непременно наступит в Бельгии, когда эрцгерцогская чета возьмет бразды правления в свои руки. Вслед за тем государь и представители провинций принесли свои присяги на евангелии под гром труб, бой барабанов и свист флейт. На следующий день эрцгерцог устроил банкет на 250 человек, «на котором не выпито было ни одной капли воды» [589] , а 24 августа принял участие в процессии, закончившейся торжественным молебствием в церкви св. Гудулы.
589
Gachard, Lettres…, p. 11.
14 сентября, т. е. на другой день после, смерти Филиппа II, о которой Альберт узнал в дороге, он, получив папское отпущение грехов, покинул Брюссель, чтобы обвенчаться с инфантой. Он передал управление страной кардиналу Андрею Австрийскому, сыну эрцгерцога Фердинанда Тирольского, а командование войсками арагонскому адмиралу дону Франсиско де Мендоза. Его отсутствие, которое должно было продолжаться всего несколько месяцев, затянулось надолго. Брак был заключен сначала per procurationem 15 ноября 1598 г. в Ферраре, и только 18 апреля 1599 г. свадьба была торжественно отпразднована в Валенсии [590] . Спустя четыре месяца, 20 августа, эрцгерцогская чета прибыла через Тионвиль в Нидерланды.
590
G. Turbo, Beitrage zur Geschichte der Habsburger aus den letzten Jahren des spanischen Konigs Philipp II, «Archiv f"ur osterreichische Geschi-chte», Bd. LXXXVI, 1899.
Глава тринадцатая.
Правление эрцгерцогской четы
За последние месяцы все сомнения и опасения рассеялись. Нельзя было больше сомневаться в том, что если война продолжится, то испанская армия по-прежнему будет защищать страну. Особенную радость вызвало явно выраженное желание эрцгерцогской четы добиться поскорее всеобщего умиротворения. Кроме того начало их правления в Нидерландах совпало с началом нового царствования в Испании. Смерть старого короля произошла во-время. Теперь, после всего того, что было пережито, Альберт и Изабелла казались, населению Нидерландов какими-то
Особое почтение внушала народу Изабелла. Как в Маргарите Австрийской и Марии Венгерской, народ видел в ней «настоящую принцессу королевской крови», прямую и законную преемницу Карла V и бургундских герцогов. Законная наследница и верховная повелительница страны, она, как говорили, прибыла сюда, чтобы жить и умереть вместе с народом. Ее приезд снова оживил чувство преданности законному государю, которое по-видимому коренилось достаточно глубоко, если оно пережило даже Филиппа II.
< image l:href="#"/>Путешествие Изабеллы от Люксембурга до Брюсселя сопровождалось непрерывными восторженными приветствиями. Густая толпа теснилась на усеянных зеленью и цветами улицах, приветствуя инфанту. Старались прикоснуться к ее карете и к ее лошадям. Старики плакали от умиления при ее проезде [591] . Столица в которую она вступила 5 сентября 1599 г., устроила ей прием, достойный прошлых времен. Целых 3 дня продолжались представления на открытом воздухе, праздничные иллюминации, фейерверки в городе, украшенном триумфальными арками и увешанном коврами. Из всех фламандских и валлонских провинций явились толпы любопытных, жаждущих увидеть торжественное зрелище. Те, кому удалось ближе увидеть лицо инфанты, поражены были запечатленным на нем выражением величия и доброты. Торжественный церемониал и окружавшая ее пышность, неслыханная роскошь ее одежд производили сильное впечатление на воображение народа, у которого вместе с кальвинизмом исчезла и республиканская простота. О восхищением рассказывали друг другу, что одни только драгоценные камни, украшавшие седло ее лошади, стоили 200 тыс. флоринов, и в этом баснословном богатстве хотели видеть залог новой эры благосостояния.
591
A. Rodriguez-Villa, Correspondencia de la infanta archiduquesa dona Isabel Clara Eugenia con el duque de Lerma y otros personajes, Madrid 1906, p. 331. Недавно вышедшая книга Клингенштейна (L. Klingenstein, The great infanta, London 1910) представляет собой биографию Изабеллы, проникнутую глубоким сочувствием к ней, но, являющуюся к сожалению плодом слишком поверхностного исследования.
Изабелла родилась 12 августа того самого 1566 г., когда начался период гражданских и религиозных смут, которому, как полагали, она призвала была положить конец. Она была любимицей Филиппа II. Для нее в частности хранил он в своей душе чувства отцовской нежности, которые так отличали его как частного человека от повелителя. Его заветнейшим желанием было сделать ее германской императрицей или королевой Франции. Он посвящал ее в свои планы, и от него она унаследовала ту неутомимую энергию в работе, благодаря которой она до последних дней своей омраченной болезнями старости часто до 4 часов утра просиживала за письменным столом. Благодаря своему воспитанию она усвоила себе чисто испанский и чисто католический склад мышления. Однако, несмотря на надменность и важность ее манеры обращения и несмотря на ее суровое молитвенное рвение, являвшееся следствием ее мистически окрашенного благочестия, она обладала от природы веселым и приветливым нравом; это придавало ей совершенно особую прелесть, и этим несомненно объясняется популярность, приобретенная ею в той самой Бельгии, для которой она все же до конца своих дней всегда оставалась чужой. Чувство достоинства и нравственная чистота, любовь и преданность, неустанно проявлявшиеся ею по отношению к ее мужу, постоянной советницей которого она была и перед которым она во всех важнейших случаях скромно старалась стушеваться, снискали ей уважение не только ее подданных, но и всей Европы. Ей удалось сделать брюссельский двор особенным, не похожим на другие европейские дворы: отчужденность, создававшаяся королевской пышностью церемоний, строгостью этикета и почти монашеской суровостью нравов, смягчалась добротой очаровательной повелительницы, которая в своих внутренних покоях обращалась как мать со своими придворными дамами и во время войны собирала их вокруг себя щипать корпию [592] .
592
Gachard, Rapport sur les archives de l'ancienne Chambre des comptes de Flandre `a Lille, Bruxelles 1841, p. 216.
Как только Альберт и Изабелла обосновались в Брюсселе, они сейчас же поспешили придать своему управлению тот внешне национальный характер, который должен был склонить в их пользу общественное мнение. Прежде всего они позаботились о том, чтобы удовлетворить высшее дворянство. Герцог Арсхот, граф Аренберг и принц Оранский, тот самый старший сын Вильгельма Молчаливого, который был отправлен герцогом Альбой в Испанию и вернулся оттуда вместе с Альбертом в 1596 г., были введены в состав государственного совета. Маркиз Гаврэ был назначен главой финансового ведомства; граф Аренберг — адмиралом; граф Берлемон — штатгальтером Артуа, а граф Эгмонт — штатгальтером Намюра. Арсхот, Оранский, Гаврэ, Сольр и Эгмонт получили цепь ордена Золотого руна. Затем, несмотря на зимнее время, Альберт и Изабелла поспешили устроить торжества признания своей власти отдельными провинциями. Им по-видимому не терпелось скорее самим принести и б свою очередь принять от каждой отдельной провинции присягу, чтоб закрепить за собой в глазах населения верховную власть, которой наделил их пока только король. 25 ноября "они принесли присягу «Joyeuse Entr'ee» в Лувене, в качестве герцогов Брабантских, повторив ту же церемонию 30 ноября в Брюсселе и 10 декабря в Антверпене. В течение всего этого времени, вплоть до 24 февраля, во всех важнейших городах непрерывно происходили торжественные приемы: население приветствовало Альберта и Изабеллу радостными криками, духовенство— гимнами в их честь, и все это сопровождалось салютами орудий и треском фейерверков. Вслед за тем эрцгерцогская чета вернулась в Брюссель, признанная таким образом по всем правилам законными повелителями герцогством Брабантским, сеньерией Мехельна, графством Фландрским, кастелянствами Лилль-Дуэ-Орши, Турнэ и Турнези, графством Артуа, Валансьеном и графством Генегау. Они полагали, что пока можно ограничиться этим, и отложили на время свои визиты в графство Намюрское, герцогство Люксембургское и герцогство Гельдернское.