Никаких обязательств
Шрифт:
Саймон резко сел в постели, стряхнул с себя руки Дженифер.
— Откуда… откуда ты знаешь?
Она села рядом, с нежностью и любовью заглянула ему в лицо. Но, ослепленный гневом и обидой, он не увидел этого.
— Два дня назад я встречалась с Робертом. Он мне сказал.
До чего же больно было узнать, что лучший, единственный друг оказался предателем!
— Что именно он тебе наговорил?
— Почти ничего. Только то, что ты рано лишился родителей и жил у родственников, где тебя никто не любил. Вот и все. Он может быть таким же упрямцем, как ты.
— Ты нарочно все подстроила, да? Ловкая малютка, ничего не скажешь! Сначала усыпила мою бдительность ласками, а потом опять взялась за старое!
— Да нет же! Как ты можешь так говорить! Я занималась с тобой любовью не потому, что хочу усыпить твою бдительность, а потому что… потому что…
Она умолкла, точно едва не сболтнула лишнего.
— Потому что… — передразнил ее Саймон. — Почему ты спишь со мной, я и сам знаю. Тебе нравится это ничуть не меньше, чем мне. Но почему ты вечно лезешь ко мне в душу, вот чего я понять не могу.
— Неужели и впрямь не понимаешь? — В глазах Дженифер стояли слезы. — Да потому, что я люблю тебя, Саймон.
В наступившей тишине даже тиканье часов на стене показалось громовым боем. Саймон во все глаза смотрел на молодую женщину.
— Я не ослышался? — сдавленно произнес он.
— Не ослышался, — с отчаянием повторила Дженифер. — Люблю чуть ли не с первого взгляда. Вот почему мне было так плохо, когда ты сбежал из моей постели посреди ночи. Вот почему я хочу от тебя больше, чем ты намерен мне дать. Только пойми меня правильно: мне очень, очень нравится все, что происходит между нами в постели, нравится быть с тобой. Но этого недостаточно. Я не могу строить отношений, основанных лишь на сексе.
Сердце Саймона словно превратилось в холодный, тяжелый кусок свинца.
— Ты все погубила, — безжизненно произнес он.
— Не надо, не говори так!
— Я не знаю, что такое любовь. Я лишь умею изображать ее на сцене. Но здесь не сцена, а жизнь. А в реальной жизни мне не дано любить. И учиться этому я не желаю, да и поздно уже.
— Саймон, учиться любить никогда не поздно, — умоляюще произнесла Дженифер. — Никогда!
— Тогда и ты рано или поздно научишься любить кого-нибудь другого, — грубо возразил он. — Потому что меня ты не получишь. Поняла наконец или нет?
— Мне не нужен никто другой. Мне нужен ты!
— Значит, ты просто-напросто дура! — взревел Саймон, слишком взбешенный, чтобы следить за словами. — С меня хватит! Завтра я уезжаю. Хочешь принимать меня на прежних условиях — можешь оставаться и ждать моего возвращения. Нет — скатертью дорога. Если останешься, я буду верен тебе и все будет, как раньше. Но я никогда, никогда не полюблю тебя и не женюсь на тебе.
— И не возьмешь с собой на гастроли, — вздохнула Дженифер. — Ладно, я тебя поняла. Не волнуйся, я больше не стану осложнять тебе жизнь.
Она встала, оделась и вышла из спальни. В наступившей тишине все таким же нестерпимо громким казалось тиканье настенных часов.
Утреннее прощание
— Прощай, Дженифер.
Бледное лицо молодой женщины вдруг покраснело.
— Саймон… если вдруг передумаешь, ты дашь мне знать?
Он покачал головой.
— Не трать сил понапрасну.
— Знаешь, по большому счету ты так и останешься неудачником. Проигравшим.
— Большинство моих знакомых так не считают, — коротко бросил Саймон, открывая перед ней дверь.
Таксист забрал чемоданы Дженифер. Оглянувшись через плечо, она бросила на Саймона последний взгляд. Он закрыл за ней дверь, не пожелав даже выйти из дому, чтобы проводить ее. Женщину, которая так его любила!
Гастроли прошли точно в удушливом чаду. На посторонний взгляд, Саймон оставался таким же, как всегда. Так же работал, так же играл, так же шутил с товарищами, так же бдительно отслеживал все мелочи. Но на душе у него было прескверно. Нечто необъяснимое терзало его днем и ночью, вторгалось в сны, придавало горечи каждому проглоченному куску.
Вернувшись в Дублин, Саймон принялся избавляться от малейших следов присутствия Дженифер в доме. По правде говоря, не так их было и много. Пара книг, которые она, наверное, забыла в спешке, оброненный в ванной карандаш для губ, оставшаяся в его спальне та самая черная пижама. И еще — а вот это она, несомненно, оставила вполне сознательно — изумрудное платье, серебристые босоножки и цепочка с русалочкой. Недрогнувшей рукой Саймон сложил все в коробку. Не хватало еще цепляться за мелочи, когда сломано главное. Ах, если бы изгнать Дженифер из сердца было так же просто, как освободить дом от ее вещей!
Но, прекрасно зная, что прошлого не вернуть, Саймон невольно продолжал прислушиваться, не раздастся ли на лестнице тихий шелест шагов, не появится ли в дверях Дженифер с той трогательной, трепещущей улыбкой, которую, как оказалось, рождала любовь. Ах, если бы Дженифер хватило ума не влюбляться в него! Ах, если бы можно было продолжать все по-старому!
Чертыхнувшись, Саймон запечатал коробку и надписал адрес в Бингли. Никакой записки вкладывать внутрь он не стал. Зачем? И так сказано было больше, чем следовало. И слова эти назад уже не возьмешь.
Бросив на себя взгляд в зеркало, Саймон ужаснулся. Лицо почернело, глаза ввалились и лихорадочно блестят, губы сжаты в горькую линию… Ну ничего, неделя-другая, и все придет в норму.
Но через две недели он выглядел еще хуже. И неудивительно: четырнадцать дней лихорадочной работы и бессонницы подкосят кого угодно. Особенно если еще и есть как попало. Порой только к вечеру Саймон вспоминал, что позавтракать и пообедать ему сегодня так и не пришлось…
Увидев его после долгого перерыва, Роберт лишь хмыкнул. В последнее время Саймон, которого не покидало ощущение, будто друг его предал, не рвался звонить ему. Но Роберт позвонил сам и пригласил к себе. И Саймон нехотя согласился.