Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы

Гарднер Джон Чамплин

— Нам абсолютно ничего не нужно.

— Я тебе завтрак принесу, — сказал Джордж. — Док говорит, ты тут весь день не ел, пока он не принес тебе чего-то поужинать. Он велел передать, чтобы ты непременно отдохнул.

Генри кивнул.

— Глубоко благодарен.

— Брось. Пожалуй, мне пора. Путь не ближний. — Он снова усмехнулся и встал. — А знаешь, я тут налетел на… — Он смутился и замолчал, потом начал сосредоточенно возиться с молнией на куртке, но Генри уже понял.

— На кого? — спросил он, застыв на стуле и сощурившись.

Джордж все дергал

молнию. Высвободил ее наконец и лишь тогда поднял глаза и через силу улыбнулся.

— Он ведь должен был рано или поздно вернуться. Сам понимаешь.

Генри смотрел на него.

— Давно он тут?

— Не знаю, может быть, день-два, а может, неделю. Я не спрашивал.

— Ты с ним разговаривал?

— Нос к носу столкнулись, я сказал: привет, вот и все. Он устроился на работу в Пурине. Там я его и встретил.

— Он, стало быть, остается в наших краях?

— Почем мне знать. — Джордж шагнул к Генри. — Мне, пожалуй, правда пора…

Генри нагнулся вперед, сложив ладони, еще сильнее щурясь и кося глаза. Он сказал — и в полумраке комнаты его слова не показались странными:

— Я хочу его убить.

Джордж помертвел. Он посмотрел на Генри и тихо произнес:

— Совсем ополоумел, идиотина.

— Я серьезно.

Джордж вдруг снова вытащил сигареты, вытряхнул на ладонь одну штуку и прикурил от той, которую держал во рту.

— Сроду ничего подобного не слышал, — сказал он. Его рука дрожала. — Сидишь тут тихо-мирно, и на тебе!

— Я могу объяснить — почему.

— Не надо объяснять. Я ничего об этом не желаю слышать. Ты даже думать такое не смей!

— Я могу сказать тебе, что он натворил.

Джордж шагнул было к двери, но тут же с решительным видом обернулся.

— Слушай, мне пора домой. По этакому снегу меньше чем за полчаса не доберусь. — Он снова подошел вплотную к Генри. — И помни, что я сказал: тебе нужно немного поспать.

Генри протянул руку, чтобы его задержать, и Джордж остановился, но Генри опустил руку.

— Попробую, — сказал он.

— Давай, прямо сейчас.

Генри кивнул. Сидел он совершенно неподвижно, крепко стиснув кулаки, и не отрываясь смотрел, как Джордж прошел мимо него к двери. Джордж помахал ему рукой, и, чуть помедлив, Генри помахал ему в ответ. Он думал: «Значит, он вернулся». От этой мысли тело стало невесомым, как будто выскользнула из-под ног земля и он повис в пространстве.

Наконец он поднялся, медленно, глядя на дверь, где минуту назад стоял Джордж Лумис, а сейчас виднелись лишь отраженные в стекле огни и за отражением — снежинки. «Значит, Уиллард возвратился домой», — снова и снова повторял он мысленно.

Когда он вошел в палату, Кэлли еще спала. Он сел рядом с ней, положил ей на спину левую руку и закрыл глаза. Правой рукой он щипал себя за верхнюю губу. Два часа она спала бесшумно, потом все началось снова, только хуже. Ей теперь делалось больно от прикосновений к спине, и она мягко отстранила его руку.

4

Ночная сестра была сухопарая деревенская женщина, старая дева, с неприветливым

лицом и жесткими седыми волосами, напоминавшими стальную проволоку.

— Все вверх дном, — заявила она. — Эту палату только успеешь убрать, вы через полчаса ее в свинарник превратите.

Она прошла мимо кресла, на котором сидел Генри, втянула носом воздух, словно от него воняло, зачем-то поправила вторую, аккуратно застеленную постель и принялась наводить порядок на полках.

— Домино, — с отвращением произнесла она, тремя пальцами приподнимая коробочку. — Что вы еще придумаете? — И после этого вышла, даже не взглянув на Кэлли.

Он так и не поспал, верней, только чуть-чуть вздремнул. Ему снился лес и тысячи птиц, они кружились и кружились над деревьями, черным вихрем на сером небе. На следующее утро в семь часов, то есть ровно через сутки после того, как у Кэлли начались схватки, снова появился доктор Костард и на время осмотра выслал Генри в коридор. Пять минут спустя он вышел и остановился, стаскивая резиновую перчатку.

— Ну как она? — спросил Генри. Голос у него сделался как у старухи, или, верней, как у отца… в точности как у отца.

— Дело движется понемногу, — ответил доктор. — Но пока что нам придется потерпеть. — Он направился к столу дежурной, и Генри потопал за ним. Когда сестра подняла голову, доктор сказал:

— Раскрытие три сантиметра. Следующий осмотр через четыре часа.

— Хорошо это? — спросил Генри. — Три сантиметра?

— Это начало. — Доктор улыбался, откормленный, щекастый, похожий на трактирщика. Его курчавые волосы серебрились надо лбом.

— А сколько всего нужно этих сантиметров?

— Еще порядочно. — Он посмотрел на Генри, потом положил руку ему на плечо. — Десять, — сказал он. Он улыбался.

— Как вы считаете, это сегодня произойдет?

— Возможно. В нашей сфере пока еще много неопределенного. — Он зашагал по коридору, ставя ступни носками врозь.

— У нее уже двадцать четыре часа продолжаются схватки, — сказал Генри, идя вслед за ним. Он проговорил это торопливо, скрещивая и ломая пальцы.

Это бывает, бывает. — Доктор, не поворачиваясь к нему и продолжая шагать, сделал неопределенный жест рукой. Генри смотрел ему вслед.

Через час его позвали в приемный покой, где его ждал оставленный Джорджем Лумисом завтрак: сыр, крекеры, два яблока, кофе. Джордж не смог его подождать. От его дома до больницы восемь миль в один конец, но Генри знал, дело не в этом.

Он пошел обратно в палату, чтобы там поесть, и по дороге остановился у сигаретного автомата и купил пачку «Олд голд» с фильтром. Несколько мгновений он стоял, разглядывая обертку, потом вспомнил: Уиллард Фройнд сидит у него в пристройке, по крыше барабанит дождь, в комнате пахнет дымом, а Уиллард наклоняется к столу, в светлый круг от лампы — там лежат его сигареты в желто-красной глянцевитой пачке. «Олд голд», вот он что курил, Уиллард Фройнд. Генри снова представил себе лес, серые, неживые лиственницы, темную чащу, птиц. Он долго еще стоял и смотрел на пачку сигарет.