Никита Добрынич
Шрифт:
— Согласись, Удатный тут не причем?
— Ты тупой? Приказала пороть Светлана. Но! Если бы я не был ранен, то хрен чего у нее вышло, — разозлился Олег.
— Успокойся! Всё уже в прошлом. Твоя подружка в безопасности! Ты вот что мне объясни: почему воеводой Счастливчика предложил?
— Ты заметил, что все сотники, еще мышкинского набора, слишком отчаянные? Мышкин был расчетливым и осторожным, а подобрал таких храбрецов?
— Ха! Доживут до его лет, станут, как Мышкин.
— Иннокентию Петровичу храбрости было не занимать. Вот дурости моей у него никогда не было, — повинился Олег.
— А Счастливчик иной …, — с ноткой недовольства произнес Никита.
— Да! Может быть, он слишком рассудителен,
— Помню его, из ушкуйников к Мышкину прибился, хладнокровный до ужаса, и жестокий. Нет в нем куража, импровизации, сплошная целесообразность. А прозвище ему ещё ушкуйники дали, как командир, он был очень добычливый и потерь, практически, не имел. Не нравится мне он, — поморщился Никита.
— Тебе решать.
— Ты пойми, Удатный — гений импровизации. Нам надо его победить. А Счастливчик, пользуясь «рыцарской конницей», просто уничтожит русские полки. С кем мы против монголов будем воевать?
— Тебе решать.
— Что ты заладил, как попугай! Убедил, Счастливчик — воевода.
Поляков и венгров Счастливчик победил неблагородно, не по-спортивному, не дав им ни единого шанса — он их заморозил. Удатный устроил лагерь посреди долины, вдалеке от леса, обезопасил войско от неожиданного нападения и обстрела. Сильный мороз и ветер заставили поляков и венгров увеличить расход топлива для обогрева. Подошедшим карачевским войскам осталось лишь отгонять надоедливых заготовщиков дров и не давать возможности сражаться по рыцарским правилам. Первыми пали лошади, лишив захватчиков последней надежды на спасение. Три дня спустя обмороженных поляков и венгров добили стрелами и сулицами. Печальный конец для пришлого воинства стал очевиден для Счастливчика быстро, сразу после гибели лошадей. Он уговорил Никиту бросить лучшие силы в погоню за Удатным.
Никита догнал Удатного на границе Черниговского княжества. Оба войска обустроили лагеря, переночевали, а утром, не дав войскам позавтракать, Счастливчик обрушился на галицкого князя. Карачевский полк ударил подло, Удатный не успел еще толком построить свои войска. Шесть сотен рыцарской конницы прошли сквозь врага легко, без потерь. За ними, вниз по Десне, поскакали двенадцать сотен легкой кавалерии, они, не задерживаясь, устремились вперед. Часть галицкого войска уходила в сторону Киева. Её нужно было догнать и разграбить. Широкая пойма реки, позволяла галицким войскам легко отступить, спастись бегством. Дурную шутку сыграла со Счастливчиком его бережливость. Когда теплая погода сменилась морозом, на нетронутом снегу образовалась корка льда. Выпавший снег сдуло в лес сильным ветром. Предусмотрительный Счастливчик, заранее, приказал обмотать бабки и пясть лошадей для защиты от порезов, и предупредил, что нерадивых кавалеристов накажет. Через двести метров преследования по целине все остановились, обмотки не выдержали. Воевода с ужасом смотрел на своих спешенных воинов, перематывающих ноги лошадям. В это время у кромки леса галичане бросали лошадей и уходили в лес по твердому насту пешком. К полудню начали возвращаться отряды, направленные на поиски галичан. К вечеру стало ясно, что Удалому удалось сбежать. Ни среди пленных, ни среди убитых его не было.
Победителям достались обоз и лошади. Практически без потерь. Хорошие лошади и неплохой обоз. Но самая большая часть добычи — пленники с богатыми доспехами скрылись.
Всеволод Большое Гнездо промурыжил посольство претендента на Черниговский престол Никиты Добрынича больше двух недель. Ему понравились богатые подарки, ещё больше привлекало предложение по двукратному
Глава 23. Хромой бес
Нога у Олега заживала долго. К тому же немного усохла, стала тоньше. На дворе сошел снег, и вовсю зеленела трава, когда Олег первый раз проехался по городу.
Лошадь выбрал самую спокойную. Народ на улицах кланялся, низко-низко. На пару со Светланой, Олег заслужил если не уважение, то страх, их короткое, двухнедельное правление, пока Никита болел, запомнилось крепко-накрепко. Раньше живой и подвижный, Олег превратился в антирекламу сидячего образа жизни. Раздражительный, злой придира, цепляющийся к мелочам, терял друзей и любимых. Сначала, Марфа попросилась в Карачев, вместе Валерой. Тот приехал за зерном, купленным у Сил Силыча. Держать у себя рабыню-княжну Валере не хотелось.
— Марфа, формально ты собственность Светланы. Не думаю, что она согласится тебя продать, — мягко отказал Валера и попал в ловушку.
— Я договорилась со Светланой, она продает нас троих тебе за серебрушку, — обрадовалась Марфа.
— Троих?
— Еще мою служанку и её сына.
— Я должен переговорить с ней. И с Олегом, — попытался создать путь для отступления Валерий.
— Она в соседней комнате. Прошу, мой господин, — умоляюще произнесла Марфа. Светлана подтвердила слова Марфы и пообещала договориться с Олегом.
В поездках по городу конь Олега, неведомым образом, поворачивал к дому Сил Силыча. Извиняться за Светланин произвол для Олега было не по чину. Поговорить с готовящейся к замужеству Жданой неприлично. Но Олег уже в который раз разворачивался в десяти метрах от дома купца. Он остановил лошадь, усмехнулся над странной тягой лошади к этому месту, и уже собрался ехать в кремль. Брат Жданы, скрюченный старичок, взглянул ему в лицо, и Олег узнал его. Он видел этого старичка раньше, но не мог узнать в нем знакомого ему веселого юношу. «А что же тогда с Жданой», — зашевелилось в груди нехорошее предчувствие, — «Уж очень непохоже все это на розги». Олег развернул лошадь, проехал последний десяток метров и постучал в ворота. Охране сделал знак остаться на улице, будто был уверен, что его пустят во двор. Ворота не открывались, но подошел брат Жданы.
— Что? Не пускают тебя купец? Или уже не купец, — каким-то скрипучим голосом проговорил он. Олег не счел нужным объясняться.
— Заходи. А то, может, новую беду принес? Олег не мог самостоятельно спуститься с лошади, а открыта была только калитка.
— Помоги на землю спуститься, — через силу попросил Олег.
— Вот как …, что ж, помогу. Мы оба калеки, — в голосе появилась человеческая нотка. Олег с трудом спустился. Дверь дома отворилась. На крыльце стояла Ждана. Необыкновенно красивая. Одухотворенное лицо ребенка, расставшегося с детством, познавшего горе, узнавшего людскую ненависть. Горе не сломило Ждану, глаза горели на худом, конопатом личике огромными зелеными огнями. «Прогонит. Даже слова не скажет.»
Молчание явно затянулось. Глаза у Жданы потухли, как только она узнала Олега.
Дверь дома снова открылась. На крыльце появился Сил Силыч. Хмуро поздоровавшись с гостем, он пригласил его в дом. Видя хромоту Олега, купец поторопился пригласить его сесть. Помолчали еще.
— С чем пожаловал, бывший купец, — не выдержал молчания Сил Силыч. «Смелый какой! Грубит.»
— Собственными глазами хотел посмотреть на вас, а то слуги мои могут приукрасить правду.
— Посмотрел?