Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения
Шрифт:
На сей раз телефон молчал долго. Отец занялся бумагами, но сосредоточиться не мог. То и дело поглядывал он на массивный белый аппарат. Никто не звонил. Прошло полчаса, сорок минут — молчание становилось все более странным.
Если все благополучно, то космонавты давно на орбите; если произошла задержка или авария, тоже должны были уже сообщить…
Мне стало не по себе. Казалось, о Хрущеве забыли, сбросили со счетов, и никто уже не интересуется ни его мнением, ни его распоряжениями. Что-то зловещее было в этом молчащем
«Нет, это неспроста», — подумал я.
Видимо, у отца тоже появились такие мысли, и он приказал Лебедеву:
— Соедините меня со Смирновым.
— У телефона Смирнов, — через минуту доложил Владимир Семенович. Связь действовала отлично. Отец взял трубку.
— Товарищ Смирнов, — сдержанно произнес он, — как дела с запуском космонавтов у Королева? Почему не докладываете?
В голосе слышалось раздражение. Смирнов, очевидно, ответил, что с запуском все нормально, космонавты уже на орбите, чувствуют себя хорошо.
— Так почему вы мне не докладываете? Раздражение перерастало в гнев.
— Вы обязаны были немедленно доложить мне результаты!
Смирнов, видимо, сказал, что не успел позвонить. Он, конечно, уже все знал и не торопился звонить отцу. Для него смена власти фактически произошла…
Несомненно, столь необычное поведение могло бы насторожить отца, но что он мог сделать, будучи здесь, в Пицунде…
— Как это «не успели»?! Я не понимаю вас! Ваше поведение возмутительно! — бушевал отец.
Судя по реакции, Смирнов слабо оправдывался.
— Товарищ Смирнов, учтите, я требую от вас большей оперативности! Вы затягиваете решение вопросов! — Отец тут же перешел к другой теме: — На полигоне вам поручили подготовить предложения по новой ракете Королева. Срок давно истек, а предложений нет! Учтите, я вами недоволен!
Отец бросил трубку. Постепенно гнев его остывал. Попросил соединить с Королевым. Тепло поздравил его с очередной победой, пожелал новых успехов коллективу. Успокоившись, занялся текущими делами.
— Чего тебе без дела сидеть, — обратился он ко мне с улыбкой, — почитай-ка ТАСС, а Лебедев пока отдохнет.
Я открыл толстую зеленую папку и начал читать информацию ТАСС, сообщения иностранной прессы. Лебедев потихоньку ушел. Через полчаса он вернулся и сообщил, что вскоре с космическим кораблем будет установлена прямая связь.
— Никита Сергеевич, вы поприветствуете космонавтов?
— Конечно. Им это будет приятно, да и для меня поговорить с ними — удовольствие. Предупредите Микояна, пусть тоже подходит.
— Связь лучше всего организовать из маленького кабинета, не надо будет подниматься на второй этаж. Журналисты очень хотят сделать снимки. Вы не возражаете? — спросил Лебедев формального разрешения, заранее зная результат.
— Конечно. Когда все будет готово,
Отец обожал эти телефонные разговоры с космонавтами. Он восхищался техникой, которая позволяет вот так просто, из дачного кабинета, связаться с космическим кораблем. Он гордился этими достижениями, видел в них частичку и своего труда.
— Пусть люди порадуются, ощутят наше внимание. Им там нелегко, — повторял отец, когда к нему обращались по поводу приветствия космонавтам или их торжественной встречи в Москве.
Пришел Анастас Иванович. Они начали обсуждать какие-то дела, ожидая приглашения к телефону. Наконец появился Лебедев и доложил, что все готово.
Маленький кабинет — комната площадью около 15 квадратных метров — располагался рядом со столовой на первом этаже. Стены были обшиты панелями из красного дерева. В углу стоял письменный стол, тоже красного дерева, затянутый зеленым сукном, с батареей телефонов на крышке. Обстановку дополняли обтянутые кожей стулья и диван с гнутой спинкой. Из-за мебели в комнате было тесновато. Двери кабинета выходили прямо на большую веранду, обращенную к морю.
Раньше здесь была проходная комната. Последнее время отцу стало трудно подниматься по лестнице, а все телефоны стояли в кабинете на втором этаже. Вот и оборудовали этот кабинетик, чтобы отец мог без помех связаться с Москвой, когда работал на террасе.
Надо сказать, что отец не любил пользоваться кабинетом и обычно пристраивался со своими бумагами на конце обеденного стола в большой столовой на втором этаже или же внизу на свежем воздухе. Но больше всего он любил открытую террасу у плавательного бассейна.
Сейчас комната была забита людьми с фото— и киноаппаратами, по углам стояли софиты, заливавшие все вокруг ярким светом, по полу тянулись в разные стороны толстые провода.
Отец с Микояном вошли через балконную дверь. Защелкали фотоаппараты, возникла обычная в таких случаях толчея. Дежурный связист доложил, что связь установят через одну-две минуты, и, не выпуская трубки из рук, чуть-чуть посторонился, пропуская отца к креслу, стоящему у стола. Микоян расположился рядом на стуле. Лебедев, вооружившись фотоаппаратом, присоединился к корреспондентам. Я остался у двери, стараясь не попасть в кадр.
— Есть связь, — торжественно объявил дежурный.
Отец взял трубку. Защелкали фотокамеры, еще ярче вспыхнули софиты. Началась киносъемка.
Разговор был похож на все предыдущие беседы с космонавтами на орбите. Взаимные поздравления и пожелания успехов перемежались шутками.
— Вот здесь рядом со мной Микоян, просто вырывает трубку, — закончил отец. К телефону подошел Анастас Иванович. Опять поздравления, пожелания благополучного возвращения.
— Космический корабль выходит из связи, — предупредил дежурный. Приветствия окончены. Все стали расходиться.