Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Сразу после пышных юбилейных торжеств развернулась невидимая и опасная подготовка к смене власти. Доверенные люди разъезжали по ближним и дальним регионам, как бы ненароком заводили с первыми секретарями обкомов разговор о «старике», осторожно прощупывали, каждую минуту готовые отступить в тень, превратить все в шутку. Необходимости в этом практически не возникало, раньше или позже общий язык находился. И вот уже в списке членов Центрального комитета, хранящемся в сейфе у Брежнева, против очередной фамилии возникал крестик. Минусов он почти не ставил, с заведомо ненадежными предпочитали не говорить. В решительный момент их собирались блокировать, а если понадобится —
В отличие от Козлова, Брежнев с отцом не спорил. Наоборот, он стал чрезмерно предупредительным. Его публичные восхваления Хрущева переходили всякие границы. Остальные члены Президиума ЦК вторили, стараясь перещеголять друг друга. Отец кисло морщился, но не останавливал славословий. Как их остановить, если любое возражение вызывает новый словесный поток, теперь уже по поводу его скромности.
После приторных восхвалений Брежнев вызывал к себе председателя КГБ Семичастного и вел с ним долгие доверительные беседы. Он все никак не решался назначить дату. Страх парализовал его волю. Ему мечталось, чтобы все свершилось само собой, сделалось чужими руками. Самым простым выходом Брежневу представлялось физическое устранение отца. Естественно, с помощью КГБ. Какие только варианты не обсуждались в этих беседах. Брежнев хватался то за одно, то за другое.
Сначала он предложил отравить отца. Такая смерть казалась ему наиболее естественной. Однако председатель КГБ проявил осторожность. Семичастному чисто по-человечески претило убийство. Кроме того, он принадлежал к другой группировке. Брежнев представлялся «комсомольцам» только лишь переходной фигурой, ступенькой. Зачем давать ему такой козырь в руки?
Семичастный отказался, сославшись на невыполнимость предложения. Женщина, которая обслуживает отца, убеждал он Брежнева, предана ему, работает с ним еще со Сталинграда, с войны. Подкупить ее, как советовал Леонид Ильич, невозможно. К тому же логика преступления требовала устранения убийцы, а затем убийцы убийцы. И так без конца.
— Так очередь дойдет и до меня, — улыбнулся Семичастный, — а потом и до вас, — кивнул он Брежневу.
Леонид Ильич снял свое предложение. Только затем, чтобы выдвинуть новое. Преступление его притягивало магнитом. Следующая идея: устроить авиационную катастрофу в момент возвращения отца после государственного визита в Египет. В том самолете летел и я. И здесь Семичастному удалось отговориться. От участия в массовом убийстве пассажиров и экипажа самолета он отказался наотрез.
Фантазия у Брежнева оказалась богатой, он заменил авиационную катастрофу автомобильной. По его мнению, наиболее удобным местом мог оказаться Ленинград, куда отец собирался в начале июня на краткую встречу с Тито. И тут ничего не вышло, Семичастный проявил твердость.
Последняя идея родилась уже просто от отчаяния. Леонид Ильич вознамерился арестовать отца в окрестностях Москвы, когда тот в первых числах июля поездом возвращался домой после поездки по скандинавским странам. Снова поражение, он не смог ответить на вопрос: «А что дальше? Что последует за арестом?»
Отец благополучно вернулся в Москву. Кто знает, не припомнил ли Брежнев свои неудачи, когда впоследствии решался на замену Семичастного Андроповым?
Предпринимались ли попытки предупредить отца? По прошествии стольких лет ответить на этот вопрос все труднее. Свидетелей становится все меньше. Иные же не заинтересованы в истине. Одно ясно: желающих отыскалось немного. Отец оказался в изоляции.
Что мне удалось узнать? Летом 1964 года моей сестре Раде позвонила какая-то женщина. Фамилии ее она не запомнила.
— А почему вы обращаетесь ко мне? Такими делами занимается КГБ. Вот туда и звоните, — ответила Рада.
— Как я могу туда звонить, если председатель КГБ Семичастный сам участвует в этих собраниях! Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Это настоящий заговор.
Информация показалась Раде несерьезной. Она не захотела тратить время на неприятную встречу и ответила, что, к сожалению, ничего сделать не может, она лицо частное, а это дело государственных органов. Она попросила больше ей не звонить.
С аналогичными предупреждениями обращался к ней и Валентин Васильевич Пивоваров, бывший управляющий делами ЦК. По поводу его звонка Рада даже советовалась со старым другом нашей семьи профессором Александром Михайловичем Марковым, в то время возглавлявшим Четвертое главное управление Минздрава. Он порекомендовал не придавать этой информации значения, сочтя ее за плод повышенной мнительности Пивоварова. Рада воспользовалась авторитетным мнением и выбросила этот случай из головы.
Еще любопытное сообщение. Вот что я узнал от старого известинца Мэлора Стуруа. У каждого поколения есть своя главная тема. Нас, «шестидесятников», влекут годы «оттепели». И на сей раз, слово за слово, разговор перешел к Хрущеву.
В 1964 году брат Мэлора, Дэви, работал секретарем ЦК Компартии Грузии. Летом, видимо в преддверии июльской сессии Верховного Совета, он приехал в Москву. Прямо с аэродрома поспешил на квартиру к брату. Мэлор давно не видел его таким обеспокоенным.
— Произошла неприятная и непонятная история, — едва поздоровавшись, начал Дэви, — затевается какая-то возня вокруг Никиты Сергеевича…
Он рассказал, что перед отъездом из Тбилиси имел встречу с Мжаванадзе, Первым секретарем ЦК КП Грузии, и тот намекнул ему: с Хрущевым пора кончать. Конечно не в открытую, но тренированное ухо безошибочно улавливает нюансы.
Теперь Дэви просил у брата совета: предупредить Никиту Сергеевича? Или промолчать? Ситуация складывалась непростой — грузину одинаково противны и предательство, и донос. А тут еще кто знает, каких ожидать последствий.
Мэлор предложил свести Дэви с Аджубеем. Его кабинет в «Известиях» доступен Стуруа в любой момент. Но… решение брат пусть примет сам. В этой семье хорошо знали, что может произойти, если Мжаванадзе, а особенно тем, кто стоит над ним, станет известно, кто разоблачил заговорщиков. Дэви колебался не более нескольких секунд и коротко бросил: «Пошли». Через полчаса они входили в кабинет главного редактора второй по значимости газеты в стране.
Дэви коротко рассказал о своем подозрительном разговоре с Мжаванадзе. Аджубей кисло заметил, что грузины вообще не любят Хрущева.
По отношению к Мжаванадзе подобное замечание звучало по меньшей мере странно. Василий Павлович до последних лет грузином числился лишь по фамилии. В 1953 году после смерти Сталина и ареста Берии отец оказался перед дилеммой: кого послать в беспокойную республику. Требовался человек надежный, проверенный. Вот тут он и вспомнил о служившем на Украине генерале Мжаванадзе. Он хорошо знал Василия Павловича по войне. Так генерал превратился в секретаря ЦК. Теперь Мжаванадзе превратился в одного из активных противников отца. Видимо, сработали старые украинские связи.