Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы
Шрифт:
Отец с досадой отозвался: «Все это из-за нерешительной политики Гере, пытавшегося угодить всем. Нужен сильный человек, способный взять управление событиями в свои руки. По сообщению из посольства, на пост главы правительства только что назначен, — отец говорил, на венгерский манер, ставя на первое место фамилию, — Надь Имре». По мнению отца, ему, возможно, удастся справиться со стихией. Тем более, его назначения требовали демонстранты. А вот что по прошествии более чем десятилетия записал отец об этом моменте: «К руководству пришел Надь Имре. У нас теплилась надежда, что если придет к руководству Надь Имре, то он сохранит коммунистическое руководство в венгерском народе…»
И хотя 24 октября, одновременно с назначением Имре Надя, Эрне
На мой вопрос, не собирается ли отец лететь в Венгрию, он ответил отрицательно.
— Туда отправились Микоян и Суслов, — сказал он, не углубляясь в пояснения, и добавил: — И посол там сильный.
Трудно задним числом гадать, имелась ли еще возможность овладеть ситуацией, не допустить кровопролития, или события уже вышли из-под контроля центральной власти и развивались по своим законам. Здесь сколько людей, столько и мнений. Мне кажется, что в день приезда в Будапешт делегации во главе с М. А. Сусловым и А. И. Микояном такой шанс сохранялся, но Анастас Иванович с Михаилом Андреевичем его упустили. В условиях кризиса они оказались не на своем месте.
Микоян — блистательный переговорщик, способный «уговорить» любого «твердокаменного» партнера, выторговать все возможное и невозможное и затем еще кое-что в придачу. Но он — человек компромисса, всегда держащий в запасе не одну запасную позицию, избегавший резких движений, боявшийся ультиматумов. Он бесконечно тасовал свои «карты», даже тогда, когда время разговоров прошло, и от него требовалось решение. В силу своих качеств Микоян блестяще показал себя в переговорах с американцами, где позиции сторон устоялись, партнеры давно притерлись друг к другу и успех зависит от умения вести торг, от выдержки, если хотите, усидчивости. Из-за тех же качеств он провалил дело в Венгрии, не смог обозначить венгерским руководителям, не важно Гере или Надю, границу, за которой, по словам Гомулки, «следовало непоправимое».
Кандидатура Суслова тоже оказалась неудачной. Михаил Андреевич всю жизнь пекся о сохранении в первозданной чистоте идеологических догм, подобно средневековым схоластам реалии жизни выверял по цитатам из классиков марксизма-ленинизма. Если же не находил у них ответа, он терялся, начинал всплескивать руками, причитать по-бабьи. О возможности противостояния народа своей же «народной» власти классики не писали, и в Венгрии Суслов растерялся.
Все лето эта пара, Микоян с Сусловым, курсировала из Москвы в Будапешт, потом в Белград и снова в Будапешт. Они переговаривались сначала с Ракоши, потом, когда Микоян, по настоянию отца, вынудил его подать в отставку и уехать в Советский Союз, с преемником Ракоши — Эрвином Гере, человеком нерешительным и слабым. Тем временем события набирали обороты, в Венгрии нарастали не только антисталинские, но и антисоветские, антирусские настроения. Тон задавал упоминавшийся выше «Кружок Петефи» — неформальное собрание оппозиционеров-интеллектуалов, назвавшихся именем венгерского поэта-повстанца, погибшего 31 июля 1849 года во время национально-освободительной революции. В тот год венгры восстали, добиваясь освобождения из-под гнета австрийских императоров Габсбургов. На помощь Вене пришел Петербург, Николай I послал в Будапешт свои войска, Габсбурги — Романовы «навели в Будапеште порядок», пролив при этом реки крови. В Советском Союзе Шандора Петефи считали поэтом-революционером, нашим идеологическим союзником. У венгров же гибель Петефи вызывала совсем иные, антирусские ассоциации.
Если бы в Венгрию поехал сам отец, многое могло повернуться иначе. Мне представляется, что он отыскал бы ниточку, за которую следовало дернуть, чтобы остановить сползание к краю. Он бы четко обозначил грань, за которой наше вооруженное вмешательство неминуемо. Тем самым он предостерег бы Имре Надя и предотвратил кровопролитие. Так, как это было в Польше. Нашел же он общий язык с Гомулкой,
Надежды отца не сбылись. Имре Надь не проявил решительности, не смог овладеть положением. Или не хотел? Думаю, именно не смог. По своей природе человек мягкий и интеллигентный, он старался примирить непримиримое, отвергал саму возможность применения силы. Нельзя не отметить, что и у него не было запаса времени. В отличие от Гомулки, он пришел к власти не в преддверии событий, а на их гребне. Во многом ему приходилось всего лишь констатировать происшедшее.
«…Надь Имре. Этот человек шел за толпой, опирался главным образом на молодых мальчишек… Так докладывали наши люди. Тогда туда ездили Микоян и Суслов, ездили и другие наши работники.
Анастас Иванович Микоян рассказывал:
— Я пришел к Надь Имре. Начали беседу. Вдруг влетает группа молодых мальчиков, гимназисты. Все вооруженные. Докладывают Надь Имре, что они то-то делают, то-то сделали, то-то будут делать. Приходили за оружием и другие. Одним словом, молодое поколение из средних учебных заведений, собственно, служило опорой Надь Имре», — так запомнились отцу события тех дней.
Вероятно, его оценка верна. Ведь именно эти, как говорит отец, молодые люди привели к власти нового премьера, и они рассчитывали, что он последует за ними, а Анастас Иванович не смог переломить ситуацию.
Я много раз задавался вопросом, почему отец по первому зову кинулся в Варшаву, а в Венгрию не поехал? Без сомнения, при той непростой расстановке сил в Президиуме ЦК, сложившейся после XX съезда, отец старался поравнее распределить ответственность за принимаемые решения. С одной стороны, чтобы его не обвинили в выпячивании своей фигуры, с другой — он не желал все грехи взваливать на свои плечи. Старался соблюсти баланс. Но главное, я думаю, он недооценил опасности нарастания событий. Доклады из Будапешта, в отличие от панического призыва посла в Польше, не предвещали столь страшных потрясений. На первых порах казалось, что правительство Имре Надя, наладив тесный контакт с советскими эмиссарами, сможет овладеть положением.
В ночь на 25 октября советская армия наконец вмешалась в события, но действовала она не в одиночестве, а вместе с венграми. Еще сохранялась возможность направить поток в безопасное русло. Именно в безопасное. О нейтральной Венгрии, стоящей вне пактов, а тем более о Венгрии, уходящей на Запад, в НАТО, в тот период острого противостояния двух лагерей могли говорить только политические авантюристы.
А как происшедшие события подавались советским людям? Газета «Правда» сообщала: «По приказу Совета министров Венгерской Народной Республики венгерская армия, внутренние войска и вооруженные рабочие отряды с помощью советских войск в ночь на 25 октября ликвидировали контрреволюционный путч.
Контрреволюционные силы разбиты! Однако в некоторых местах еще продолжают действовать мелкие вооруженные группы…»
В тот же день Янош Кадар сменил Эрне Герэ на посту Первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся.
В своем заявлении премьер Имре Надь успокаивал народ. Он обещал, что после установления порядка будет созвана сессия Государственного собрания, которая рассмотрит программу, «охватывающую важные вопросы, интересующие нацию».
Отец вздохнул с облегчением, но уверенности в том, что все худшее позади, у него не было. Он читал не только газеты. Поэтому в ответ на мою радость по поводу завершения противостояния он только горько усмехнулся и пробурчал, что никому не известно, как там повернутся события. В те дни посольство прислало в Москву альбом с фотографиями: по пустынным будапештским улицам бегут какие-то люди, вооруженные автоматами и винтовками, битое стекло и кирпич на тротуарах, разбитые витрины магазинов. Все настраивало на определенный лад. Отец захватил альбом домой, дал посмотреть всем желающим, но комментировать не стал. И так все ясно.