Никодимово озеро
Шрифт:
Двое, те, что бежали от пепелища, имели значительную фору во времени. Но они были одеты в какие-то неуклюжие робы и, кажется, в сапогах. Если вдобавок они решили двигаться не по дороге, а лесом, без хорошей тренировки им не одолеть и четвертой части пути до рудника в том темпе, в каком шел Сергей. Он был в свободном костюме, в кедах, а ко всему еще — знал, что должен быть в Южном раньше своих соперников.
Он уже видел огоньки, что переливались в центре поселка, когда застучали первые капли, а когда осталось не более пяти минут ходьбы
В окнах шестого дома было темно. Мокрый до нитки Сергей обогнул через внутренний двор больницу и прижался к шершавой, оштукатуренной стене с таким расчетом, чтобы видеть подходы к дому № 6. На грязь и потоки воды, что хлестала по его разгоряченному телу, он уже не обращал внимания. Но в сполохах грозы ловил признаки движения около дома Галины.
Улица вспузырилась лужами, под ногами заструился ручей от водостока с крыши, а окна дома напротив оставались безжизненными. Третий раз в эту ночь Сергей действовал, подчиняясь главным образом интуиции, и однажды она его не подвела...
Приблизив часы, с трудом разглядел время. Шел пятый час. В другую погоду уже начало бы светать. Теперь утро отодвигалось.
...Громы и молнии постепенно удалились от Южного, до слуха Сергея докатывался лишь слабый рокот да вспыхивали на горизонте голубоватые зарницы, а дождь лил по-прежнему, не иссякая. И ко всем другим ощущениям, Сергея прибавилась усталость.
Положение было противоестественным: почти рядом с ним, за стеной, лежал на белых простынях Лешка, чья жизнь могла еще оказаться на волоске, Сергей жался к шершавой стене в каком-нибудь шаге от него, но был при этом далеко-далеко, открытый всем стихиям: холоду, ветру, дождю; а в доме напротив... Нет, этого он не знал — что там было, в доме напротив.
Он бы неминуемо простудился, доведись ему проторчать на углу еще часа два... Но стоило Сергею подумать об этом, как в доме загадочной Лешкиной подруги разом вспыхнули окна комнаты, где накануне чествовали именинника.
На улице, в кромешной гущине дождя; не было ни души. Сергей перебежал через дорогу…
В комнате царил беспорядок, какой всегда бывает после празднеств. Неубранный стол, заваленный грязными тарелками; рюмки; фужеры, кое-где поваленные, опрокинутые вверх дном, пустые бутылки, горы окурков в пепельницах. Впечатление тесноты и беспорядка довершали как попало раздвинутые стулья со штабелями граммофонных пластинок на сиденьях.
Возле стола, помятые после сна, в одних белых майках, приводили в порядок свои прически Анатолий Леонидович и Костя. Реплики, которыми они обменивались, судя по их лицам, были довольно резкими. Но разобрать их сквозь оконные стекла, да еще под аккомпанемент ливня Сергей не мог.
Потом двое в комнате закурили...
Сергей почувствовал себя смешным и жалким. У него не было оснований подозревать людей за окном. Те, с кем он так настойчиво состязался в беге, безмятежно спали, когда
Анатолий Леонидович надел рубашку, пиджак и белым носовым платком стал затирать какое-то пятнышко на рукаве. Костя шагнул к окну.
Сергей отодвинулся вдоль стены. Слышал, как щелкнула задвижка. Через открытую форточку вырвалась растрепанная дождем струйка папиросного дыма.
– Льет как из пушки... — сказал Костя.
– Пусть льет, — неопределённо отозвался Анатолий Леонидович.
– На весь день, а?
– Давай похмеляться, - вместо ответа потребовал Анатолий Леонидович. Костя выбросил окурок на улицу. Надо позвать Кольшу.
Сергей услышал, как заскрипела комнатная дверь, и, пригнувшись, опять нырнул в дождь, бросился по направлению к Никодимовке.
* *
*
Когда он проснулся, дождь за окном хлестал по-прежнему.
На табурете у стола сидела Алена и, кутаясь в пуховую шаль тетки Валентины Макаровны, смотрела на него долгим, непривычно взрослым взглядом. Этот взгляд и разбудил Сергея.
Он сообразил наконец, что лежит не на кровати, а на диване. Припомнил, как снимал мокрый костюм и кеды, а вот как догадался набросить на себя ватное одеяло (или это сделала за него Алена?), вспомнить не мог.
– Проспал немного... — полувопросительно, полуутверждающе пробормотал Сергей.
Алена повернулась к столу, что-то переставила с места на место.
– Поешь, а то все остыло...
Сергей увидел за ее спиной чайник, закрытый льняным, вышитым по краям полотенцем, горку поджаренного хлеба на тарелке, чашку, сахарницу. Попросил:
– Отвернись, я встану...
Алена повернулась на табурете лицом к столу. Волосы ее лежали поверх шали и, смоченные дождей, еще хранили следы гребня.
Она успела прополоскать его заляпанный грязью костюм. Брюки, куртка сушились на веревке у входа, кеды — подошвами вверх — торчали на спинке кровати вместо утерянных когда-то медных шаров.
– Тетя Валя звонила на почту, все по-старому...— сказала Алена в угол.
– Она уже там?
– Да. Каялась, что не заночевала у знакомой...
Сергей достал из чемодана сухой свитер, джинсы, плетеные босоножки... Потом, захватив лохматое полотенце, вышел в прихожую.
У самой двери падала с водостока и разбивалась о кирпичи дождевая струя, по крыльцу метались живые прозрачные чертики.
Не высовываясь наружу, Сергей двумя пригоршнями сполоснул лицо, шею. А когда вернулся во времянку, в лице Алены, обращенном к окну, уже не было усталости.
– Сережка, смотри — солнце! Сейчас дождь кончится!
Дождь лил все так же. Но струи за окном неожиданно посветлели, потом заискрились.
Шаль соскользнула с Алениных плеч на табурет, когда солнечный квадрат высветил праздничным светом времянку, коснулся краешком лица Алены и отразился в ее зрачках.
– Сейчас бы по лужам, Сережка, босиком, а?.. — вдруг спросила она.