Никодимово озеро
Шрифт:
— Скажи, Оля, что ты не сделаешь ничего плохого! Скажи, что ты будешь благоразумна! — торопилась Галина. — Сережа, я умоляю вас!..
Алена сделала шаг мимо нее к Лешке:
— Почему ты молчишь?
Он стиснул в побелевших пальцах кромку одеяла.
— Выйди, Галка... — Нелегко дались ему эти два слова, ибо они означали, что он вверяет свою судьбу бывшим друзьям, теперешние уже не могли ему помочь.
— Нет! — тряхнула головой Галина. И повторила громче: — Не-ет! (Сергей побоялся, что она закричит во весь голос.) Если ты виноват
— Иди... — хрипло повторил Лешка, его опять начало лихорадить.
Надо отдать должное Галине: прежде чем выйти за дверь, она пригладила волосы, обтянула на себе халат и глянула на Лешку с откровенным презрением. Может, она хотела разжалобить их своим прежним видом?.. Но с гладкими перышками она, что бы там ни было, вызывала определенную симпатию, растерзанная — нет.
Алена отошла и остановилась у окна. После истерических выкриков Галины нетягостным казалось установившееся молчание. Все ждали чего-то друг от друга.
— Ты сказал своим приятелям, где ключ лежит? — спросил Сергей.
Лешка тревожно пошевелился.
— Они должны были взять двевник и там... больше ничего! Я же мог записать, чего и не было никогда! Я иногда злился на Галку.
— Ты и сегодня был не очень с ней вежлив... — заметила. Алена.
Лешка не понял ее.
— Зачем было так выгонять? — спросила Алена.
— Но ты... сама сказала... — Лешка растерялся.
— Если тебе человек был дорог, надо не забывать этого... — сказала Алена.
Лешка приподнялся на подушках. Вся его прежняя порывистость свелась теперь к этим нескольким движениям: привстать на подушках, лечь, опуститься, подняться выше, повернуть голову вправо, влево, переместить одеяло. И его лихорадило опять — он уже не скрывал этого.
— Она предательница... Она мне не нужна больше...
Алена посмотрела вприщур мимо кроватей, мимо Сергея, куда-то в стену у двери.
— Там ты лучше писал, Лешка, красивее... Там тебе нельзя было не верить... И завидно было, ты знаешь... — Голос ее за все утро единственный раз дрогнул при этом. Но закончила она равнодушно: — Там ты казался лучше, Лешка.
Он подвинулся, неуверенно показал рукой на постель.
— Сядь, Алена...
Она какое-то время еще стояла, прислонясь к подоконнику, потом оторвалась от него, подошла и села напротив Лешки, спиной к Сергею.
— Почему ты не поинтересуешься, что у меня с рукой?
— Что?.. помедлив, испуганно спросил Лешка. Догадался? Или решил, что она сама себя полоснула по запястью?
— Меня хотели зарезать сегодня. Ночью, — добавила она. — Как цыплят режут.
Лешка долго пытался уловить в ее глазах, что она шутит. Ему хотелось, чтобы это оказалось шуткой. А может, Сергей придумал для него такое желание. Может, ничего он, Лешка,
— Ты врешь... — наконец сказал он.
— Я не вру, Лешка, — спокойно возразила Алена. — Ты знал, что они захотят сделать это?.. Только честно.
— Нет, Алена, нет! — Лешка весь приподнялся на локтях. — Серега! Клянусь вам!
Алена сидела спиной к Сергею, и он не видел ее лица. Она спросила:
— А если бы им удалось это — ведь ты бы смолчал, Лешка?
Тот не нашел слов. А трясло его все сильней.
— Алена!
— Смолчал бы... — сказала Алена. — Если бы все у них удалось как надо, ты бы мог сделать вид, что ничего не подозреваешь...
— Алена!.. — страстно повторил Лешка. — Алена, я не знаю ничего, но я бы их — своими руками!.. Серега, почему ты молчишь?!
Сергей не глядел на них. Ему почему-то было немножко противно ото всего этого.
— Что ты вчера говорил мне, Лешка, — говорил по дурости... Будем считать, что все это забыто, — сказал Сергей. Алена обернулась и, пока он говорил, смотрела на него в упор. — Мы сейчас пойдем — сначала я дам одному гаду по морде, а потом — хочешь, я, хочешь, Алена — пойдем и скажем, что ты решил... Ведь когда человек сам признается, это учитывают...
Лешка не выдержал.
Подожди, Серега!.. Дай мне прийти в себя! Дайте мне один день, Алена! Один денек! Собраться, мать подготовить! Пожалуйста!
Алена тронула забинтованную руку. И тогда вдруг Лешка заплакал. Нехорошо смотреть, когда плачет парень. Очень противоестественно это. И когда не омерзительно, то страшно.
Алена продолжала за Сергея:
— Сережка пойдет и скажет, что ты еще вчера все рассказал нам. Что ты просто сам еще не все знал, но рассказал нам про золото, про остальных... Сережка все скажет за тебя.
Сергей смотрел в кровать перед собой. Неприметное с первого взгляда пятно на одеяле, — возможно, чья-то отстиранная кровь — вырисовывалось перед ним все отчетливее и теперь стало похожим на летучий, слегка кренящийся на волне парусник. И длинный вымпел хлестал косицами пенный барашек. Парусник мчался один, без людей — стоек, хоть и неуправляем.
Лешка устыдился наконец. Обмахнул глаза, на минуту прикрыв их ладонями. Утратив загар, он казался таким же белым, как простыни, как наволочка, как бинты. И тяжело дышал.
— Прости, Алена... Но мне... невмоготу... Я теперь один... — Он подчеркнул: — Совсем..: Ты не уйдешь от меня? Побудешь рядом, а?
Сергей выпрямился, глядя в обтянутую черным платьем спину Алены. Волосы прикрывали ее ниже лопаток. Густые и, конечно, жесткие. Сергей не знал, что значит затянувшаяся пауза.
— Я побуду, — сказала Алена. — Но я не стану защищать тебя. Пока могу — побуду, — добавила она.
— А потом... — спросил Лешка. — Потом, Алена, ты не забудешь меня?
Сергей стоял, и Алена оглянулась. Что-то безумное мелькнуло в ее стеклянном взгляде. Может, она ждала от него поддержки? Но ему было нечего сказать ей.