Никогда - это обещание
Шрифт:
— Я не собираюсь работать на ферме, Бо, — сказала она. — Я здесь, чтобы взять у тебя интервью.
— Может, сначала просто поболтаем, наверстаем упущенное? Тебе всегда нравилось наблюдать, как я занимаюсь домашними делами.
— Разве у тебя нет людей, которым можно было бы заплатить за уборку твоего сарая?
Я поджал губы и пожал плечами.
— Мне нравится это делать. Снова чувствуешь себя самим собой. По большому счёту, я простой деревенский парень, Кота.
— Прекрасно, — сказала она, расправляя плечи и оглядывая окружающие нас холмы. — Я надену
— Нет проблем. Здесь уже много лет нет животных, — сообщил я.
Она наморщила лоб, как бы прося объяснений. Когда мы ещё были вместе, ранчо Мэйсонов было одним из самых больших в округе. Мой отец выращивал кукурузу и соевые бобы, разводил коров абердин-ангусской породы, племенных лошадей и вдобавок кур.
— Два года назад папа умер. Мама продала скот. Я выкупил часть земли. Я могу продолжить и дальше, но ты, вероятно, захочешь что-то из этого для своего интервью.
— Я... я понятия не имела, — сказала она, и взгляд её голубых глаз немного смягчился. — Сожалею о твоём отце.
Дакота и папа когда-то были близки. Он смотрел на неё, как на свою третью дочь, называя своим бонусным ребёнком. Она никогда не знала собственного отца, поэтому он был самым близким из тех, кто у неё когда-либо был. В день его смерти я пытался её найти, чтобы дать знать, но все поиски Дакоты Эндрюс оказались пустыми хлопотами. Я всегда списывал это на её нежелание быть найденной, и часть меня никогда не могла винить её.
— Ты что-нибудь узнавала до того, как приехать сюда? — я вытер лоб о предплечье. — Обо мне?
— У меня не было времени, — покачала она головой.
— Понимаю.
Она направилась внутрь, а я подобрал вилы. Чуть позже Дакота вышла в облегающих синих джинсах и выцветшей футболке университета Кентукки. Её длинные тёмные волосы были убраны с шеи и собраны высоко на макушке, как будто она пыталась убедить меня, что не старалась выглядеть хорошо.
— Давай, начинай, — мои губы растянулись в улыбке. Мне нравилась эта её версия – та, что без модной одежды и без шила в заднице. Она подняла в воздух цифровой диктофон и приложила большой палец к красной кнопке.
— Готов? — спросила она. Даже в такой одежде она была воплощением профессионализма. Похоже, у неё больше не было «выключателя».
Я тысячу раз представлял себе, каково это – снова её встретить, но видеть её сейчас было всё равно, что смотреть в глаза незнакомке. Которая только напоминала женщину, что я знал раньше.
— Давай, задавай свои вопросы, — моя рука скользнула по потёртой деревянной рукояти вил, и мы направились обратно к конюшне. В прошлом году мне посчастливилось участвовать в шоу в Нью-Йорке. И чтобы успеть на какую-то утреннюю передачу, пришлось проснуться в субботу утром достаточно рано. Тогда-то я и увидел Коко Биссетт. Мою Дакоту. Прятавшуюся все эти году на виду у всех.
— Что ты вообще собираешься здесь делать? — спросила она, когда мы вошли внутрь, заглядывая в одно за другим пустые стойла.
— Через несколько месяцев это будет полностью действующая конная ферма, —
— Чем сейчас занимается Сибил? — поинтересовалась Дакота. Они с мамой никогда не ладили так же хорошо, как с отцом, хотя в этом не было ничего личного. Мама слишком заботилась о своём единственном сыне, а Дакота была чертовски чувствительна. Она всегда хотела, чтобы все её любили, и никогда не верила, когда я утверждал, что большинство людей не любят даже самих себя.
— Она живет в Луисвилле с Калистой, — сказала я, имея в виду свою старшую сестру. — Калиста сейчас замужем за каким-то корпоративным адвокатом, и у неё куча детей. Они занимают всё время сестры и мамы.
— Как Айви? — спросила Дакота, склонив голову набок, на пару секунд на её губах появилась добрая улыбка. Айви всегда заставляла всех улыбаться. — Они с Эддисон за эти годы потеряли связь.
— Айви, — я тяжело вздохнул. — Держится изо всех сил, — я уставился на изношенный носок ботинка. — В прошлом году она потеряла в Ираке мужа.
Лицо Дакоты вытянулось, и она, отступив назад, прижала руку к сердцу.
— Она теперь мать-одиночка. Два ребёнка. Майлз и Грейси, — продолжил я, сгребая вилами залежавшееся гнилое сено и сваливая его в тачку рядом с сараем. — Они всё ещё живут здесь, в городе. И довольно часто сюда приезжают.
Нравилось нам это или нет, но у нас была история, которая охватывала большую часть нашей жизни. Наше прошлое переплелось и запуталось. Оно было грязным и сложным. Дакота могла вести себя так, будто ей совершенно наплевать на всё, чего она хотела, но я знал, что это не так.
— Как Эддисон?
— Через пару недель выходит замуж, — сказала Дакота.
— Ты одобрила её выбор? — повернул я голову в её сторону, выгнув бровь. Раньше Эддисон никогда ничего не делала без согласия Дакоты. И Дакота управляла жизненным выбором Эддисон, как наседка, которой она всегда вынуждена была быть из-за наплевательского отношения их собственной матери.
— Она уже большая девочка. И может делать, что хочет, — Коко осторожно подошла к ржавым воротам и села на один из облупившихся брусков. — Он мне нравится. И подходит ей. Его отец – риэлтор здесь, в Дарлингтоне, если тебе вдруг это когда-нибудь понадобится.
— Спасибо за рекомендацию, но я проживу остаток своих дней здесь, на ранчо. — Я сгрёб остатки сена, прислонил вилы к стенке сарая и, вытерев руки о джинсы, вышел наружу.
— Куда мы идём? — она последовала за мной, внимательно следя за тем, куда ступает. Старые привычки отмирают с трудом.
— В дом, выпить чаю со льдом, — сказал я, направляясь к дому. Каждый мой шаг составлял два её шага. Я и забыл, какая она маленькая по сравнению со мной.
Я открыл входную дверь с москитной сеткой, придержав её для Дакоты, и потянулся вниз, чтобы поприветствовать старую Руби, которая загорала на крыльце.