Никогда не было, но вот опять. Попал 3
Шрифт:
Вот и на этот раз Жорж Румынов не подкачал, понаблюдав некоторое время за работающей девицей, он подошёл к ней и заговорил:
— Это кто же такую красивую барышню работать заставляет? Надо Жозефине Аполлоновне сказать, что негоже такой красавице полы мести.
С этими словами он нежно взял её за руку держащую веник и, не переставая говорить, отобрал у неё этот веник, осторожно приткнул его в углу. Потом отвел, чуть одуревшую от его болтовни девицу в зал, усадил на диван и, подкатив небольшой столик на колёсах, потребовал, у глазеющих на этот спектакль двух мамзелек, вина и закусок.
А потом Соньку, окончательно одуревшую от вина и сладких речей писаного красавца, увлекли в комнату, где и употребили в разных немыслимых позах.
Утро принесло ей жажду, головную боль и неимоверный стыд, стоило лишь вспомнить вчерашнюю ночь. Рядом храпел и вонял перегаром не вчерашний писаный красавчик, а какой-то урод, с всклокоченными волосами и бородёнкой сбитой набок. Вспомнив про своего любимого Илюшу, которому она изменила, Сонька взвыла от безнадеги и отчаяния. От её воя Жоржик проснулся, сел в кровати и очумело завертел головой:
— Ты чего воешь? Корова! — грубо пихнув её в бок, сказал он. — А ну заткнись!
Потом нашёл недопитую бутылку вина и, запрокинув голову, присосался к горлышку, жадно глотая живительную влагу. Небрежно отбросил опустевшую бутылку в ворох сонькиной одежды, валявшейся на полу. Оглядевши завернувшуюся в простыню девку, ухмыльнулся и, сорвавши с неё тряпку, полез с недвусмысленными намерениями. Сонька молча, но отчаянно отбивалась.
— Ах ты подстилка деревенская! — разозлившись, заорал он и влепил девке пощечину, от которой у той зазвенело в голове и пропало желание сопротивляться.
Сделав свои дела, он не спеша оделся и удалился, бросив на прощанье:
— Не хворай!
Некоторое время Сонька пребывала в ступоре, а затем, одевшись, кинулась к ней, к хозяйке, надеясь найти помощь и если не помощь, то хотя бы сочувствие и утешение.
Жалко ли было ей эту наивную деревенскую дурищу. И жалко, и не жалко. Марфе Веткиной было жалко, ведь она и сама когда-то испытала нечто подобное. Но Марфа Веткина уже давно запрятана в самых дальних уголках её души. Теперь она Жозефина Щукина и Жозефине не жаль Соньку. Не она первая и не она последняя. Тем более она видела, что девица перспективная и долго страдать и реветь ей не даст крепкая крестьянская закваска. Чем-то она напоминала её саму лет так двадцать с лишним назад.
«Этак лет через десять и передам дело этой Соньке». Неожиданно мелькнула мысль, заставившая её усмехнуться. Посмотрев на несчастную заплаканную девицу, задала ей неожиданный и жёсткий вопрос:
— Деньги принесла?
— К…какие деньги?
— Как какие? Тебя же вчера клиент ангажировал, шампанское заказывали, закуски всякие. Фёкла! Тьфу-ты! Фаина! — кликнула помощницу Щукина.
Та явилась на зов и, усмешливо глянув на Соньку, спросила:
— Звали, Жозефина Аполлоновна?
Сценарий приведения деревенской девки в нужную кондицию опробован был давно и являлся своеобразным спектаклем для всех обитателей борделя, которые высунулись из своих комнат и с большим интересом наблюдали за действом.
— Фаина, что там вчерашний Сонькин клиент заказывал?
Та достала из кармана блокнотик и стала зачитывать:
—
Сонька перестала всхлипывать и с изумлением уставилась на говорившую.
— А почему сразу с него денег не взяли? — с напускной строгостью спросила Щукина помощницу.
— Так он сказал, что ещё заказывать будет, а потом за все Соньке заплатит.
— Ясно! — сказала хозяйка и, обратив строгий взор на девицу, спросила:
— Ну так где деньги?
— Не давал он мне никаких денег. Ударил только, — испуганно пролепетала сбитая с толку девка.
— Не давал? — засомневалась хозяйка. — Фаина глянь, может он деньги на столе оставил?
Помощница откровенно ухмыльнулась и ушла по направлению комнаты, где Жоржик учил наивную дуру жизни. Скрывшись из виду, она постояла с минуту хихикая и напустив на себя серьёзный и озабоченный вид вышла к хозяйке.
— Нет там денег.
— А не спрятала ли ты их красавица? — строго спросила Соньку мадам. — Если спрятала, то сознайся лучше.
— Да не видела я никаких денег! — взвыла запуганная девка. — Вы у него спросите почему он их не оставил?
— Я-то спрошу, а он скажет, что отдал тебе, тогда как? Твоё слово против его слова, не много стоит.
— А что мне теперь делать?
— Что делать! Работать! Долг отрабатывать! Да не с веником и тряпкой, а как вчера с клиентами. Интересуются они тобой.
Сонька не верящее посмотрела на хозяйку и, осознав, что ей предстоит, взвыла с новой силой.
— Но как же… Но я же…Илюшу… — слова застревали в горле от такой несправедливости.
— Илюшу…?! Илья Николаевич точно такой же, как и остальные мужчины. А тут ещё ты повеселилась в его отсутствие. Думаешь, для него теперь есть разница между тобой и остальными девками? И потом, неужели ты думала, что он на тебе женится? — с интересом посмотрела на ревущую девку хозяйка.
Та ничего не ответила, лишь всхлипывала и смахивала рукавом слёзы.
— Вижу, что думала. Но он, даже если бы и захотел не смог бы на тебе женится, потому как уже женат давно.
Щукина махнула рукой помощнице, та нацедила почти полстакана водки и подала хозяйке.
— Ну хватит рюмить! Выпей вот и поспи. Проспишься тогда и поговорим, — она почти силой влила одуряющую жидкость в рот всхлипывающей девке. Это тоже был привычный способ привести девушку в чувство и дать ей свыкнуться с новой ролью.
Щукина не ошиблась в Соньке. Поплакавши два дня, на третий она уже была готова потихоньку отдавать долг, но ещё не готова идти в номер с любым мужчиной. Как ни странно в этом её поддерживала и подруга Фроська. Пока это было не столь большим злом. Девки были молоды, симпатичны и для них находились вполне приличные внешне клиенты. Но первый звоночек прогремел, когда Сонька отказалась пойти с Федулом Квашниным, жирным, обрюзгшим и потным купцом, который не скупился и девицам платил хорошо. Скандал тогда удалось замять, подсунув пьяному Квашнину другую девицу, но со строптивыми девками придётся разбираться и тут без Хоря не обойтись.