Никогда не говори мне «нет». Книга 3
Шрифт:
– Дубровская улица, дом пять. Там метро Пролетарская недалеко.
– Знаю, – говорит муж и рвёт с места машину.
Дети на заднем сиденье о чём-то оживлённо шепчутся, вдруг Виктория громко и горячо говорит, обращаясь к мужу:
– Александр Григорьевич, вы не ругайте Артёма, он ни в чём не виноват, это я всё…
– Заткнись, Вика! – орёт Артём.
– Помолчи, – осаживает она, – Я попросила Артёма поучить меня вождению, он согласился, это я была за рулём, это я разбила машину.
– Это я понял и без вас. Невозможно, чтобы разбита
– Я ничего не буду объяснять, – грубо бросает Артём. Я с удивлением гляжу на него. Он под воздействием стресса забыл, как разговаривать с родителями?
– Да это из-за меня. Если отец узнает, что я разбила машину, он меня убьёт, а ещё у меня могли отобрать права, а за них и так денег немало отвалили. А у Артёма прав нет, отбирать нечего, и мой отец его не тронет.
– Ему и своего достаточно, – резюмирует Александр, – Ты ничего не хочешь добавить к этому, а Артём?
– Ничего.
– А почему у тебя весь вечер был отключён телефон?
– Потому, что я не хотел разговаривать.
– С кем?
– Па, давай дома поговорим.
– Давай.
С этого момента в салоне воцаряется тишина. Только когда мы подвезли к дому Викторию, Александр говорит, что решит вопрос с её машиной. Девушка благодарит, прощается с нами и уходит.
Я думала, все рассказать Артёму мешает Вика, но оказалось, я. Даже когда мы остаёмся в машине втроём, разговор не возобновляется. Так, в полном молчании, мы и приезжаем домой.
В квартире я чувствую такую одуряющую слабость, такой упадок сил, что валюсь с ног. Саша замечает это, помогает мне снять пальто.
– Иди, отдыхай, я сейчас. Нужно поговорить с Артёмом.
Он подталкивает меня в сторону спальни, а сам заходит в комнату сына. Я вхожу к себе, переодеваюсь, но не ложусь, знаю, что моментально отключусь. А мне хочется дождаться мужа. Вдруг слышу громкий окрик Александра. Он никогда так не повышал голос! По сути, я слышу это впервые. Ситуация серьёзна. В голове всплывает: «Если он не найдёт веских оправданий, я его убью». Наверное, оправданий не нашлось.
Бегу к спальне Артёма. Нужно спасать ребёнка. Замираю в недоумении перед дверью, так как слышу грубый и громкий голос сына: «А что, только тебе можно нарушать моральные принципы? Ты спрашиваешь, думал ли я о матери? А ты о ней думал?» Негодование вскипает в душе. Да как он смеет разговаривать с отцом в подобном тоне? Хочется влепить ему пощёчину, чтобы поставить на место!
Протягиваю руку к двери, но снова обиженный гневный голос Артёма не даёт мне открыть:
– Я сказал, что мне нравится Верочка не для того, чтобы ты сам её опробовал! Я стоял выше на лестничной площадке, и видел, как вы целовались. И не говори, что ты не спал с ней! Я хотел с ней поговорить, а когда пришёл, твоя машина стояла во дворе!
Артём говорит с надрывом. Александр что-то тихо отвечает ему, но я не слышу. Я не хочу ничего
Дверь открывается. На пороге муж. Смотрит с недоумением, вижу, как по его лицу пробегает тень понимания, он мрачнеет:
– Это не предназначалось для твоих ушей. Прости, – чувствую гнев за спокойными словами.
– Ты извиняешься только за то, что я услышала? – мой голос звучит хрипло из-за огромного комка в горле.
– Да.
– А за то, что было у тебя… с ней… – я срываюсь и не могу договорить, выдавить из себя реальность.
– Я просто сожалею, что это было. Но изменить то, что случилось, не могу. Пойдём в спальню, там поговорим.
Он протягивает ко мне руку, я резко отшатываюсь от него, сама удивляюсь реакции, она на подсознании. На его лице гримаса боли, он поднимает руки ладонями вперёд и вверх. Коронный жест означает: я не причиню вред, доверяй мне. О, Саша, ты уже причинил мне вред. Как я теперь буду тебе доверять?
Он идёт в спальню, я в растерянности стою некоторое время возле комнаты сына, я предпочла бы сейчас вообще исчезнуть с лица земли, но двигаюсь следом.
Вхожу в комнату, сажусь на уголок кровати. На краткий миг у меня вспыхивает надежда, что я неправильно поняла, это была шутка, Саша сейчас объяснит, и станет, как прежде.
Муж стоит передо мной, смотрю в его лицо. Он проводит руками по волосам, на миг закрывает глаза и вздыхает. Все надежды разбиваются, как стекло, о его взгляд, полный сожаления, осколки впиваются в сердце.
– Я понимаю твою обиду, понимаю, что тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Я дам тебе это время, – говорит он до жути спокойным голосом, – Ты за это время подумаешь, и решишь, что для тебя важнее – твоя уязвлённая гордость или наша семья.
Меня окатывает волна возмущения. Я совсем не этих слов от него ждала.
– Это я должна решить, важна ли для меня семья? Это я её разрушаю? Я, а не ты?
– Ты сможешь это сделать, если не остановишь себя. Моё отношение ни к нашей семье, ни к тебе лично не изменилось. Оно такое же, как и всегда.
– То есть, ты хочешь сказать, что ты мне изменял всегда?!
– Я не хочу это сказать и не говорю. Вообще, чтобы изменить женщине, нужно сначала изменить себя, нужно к другому почувствовать что-то большее, чем обычная похоть. Мои чувства к тебе неизменны. И… не делай того, о чём позже пожалеешь. Ты меня прекрасно знаешь, гораздо лучше, чем признаешься себе, – говорит он спокойно, крайне спокойно.
Мой оглушённый мозг не очень понимает смысл его слов, мне просто больно, но я хочу причинить ещё большую боль ему, а скорее всего, себе, поэтому спрашиваю: