Никогда не кончится июнь
Шрифт:
И в тот же миг я появилась перед Анджелой «собственной перцовой», как говаривал старина Джон Леннон.
Она подняла глаза и вздрогнула. Потом снова взяла со стола телефонную трубку.
Не отрывая от меня огромных удивленных глаз, она прокричала:
— CIRCA! Lei `e venuto! S`i, s`i, subito! Ho capito, — (О! Она здесь! Да, да, немедленно! Я поняла).
В прозвучавшей фразе я узнала слово subito, что означает «резко, немедленно» и оживилась: похоже, невидимый
Пока Анджела заполняла бумаги, я сделала вид, что мне нужно поправить юбку и зашла за колонну. Незаметно подтянув оттуда чемодан, я поставила его рядом с собой возле стойки.
И невинно хлопнула глазами.
Теперь никто не докажет, что я…
Мысли мои перебил топот починившего дверь прачечной Джованни.
Увидев меня, он состроил удивленную мину. Потом покосился на чемодан, но его местоположение уже не могло вызвать никаких сомнений — я только что подошла. А по их вине мне пришлось ночевать на улице!..
Я окинула охранника суровым взглядом. Тот ничего не понял и улыбнулся во весь рот.
— Mi dispiace… Non so come che potrebbe accadere…(- Простите… Не знаю, как такое могло случиться…) — с этими словами Анджела вручила мне карточку гостя и ключ… с номером «306».
И, продолжая извиняющимся тоном что-то лепетать, она приложила обе руки к груди.
Джованни, так ничего и не поняв, хитро мне подмигнул.
Я недовольно кивнула и снова потянула чемодан к лифту.
В лифте я громко расхохоталась.
ГЛАВА 54
Дальше, по выражению Степы, все пошло как по маслу.
Легкий трепет волнения поневоле объял меня на подходе к старинному зданию Миланской консерватории имени Джузеппе Верди, однако, как будто ожидая моего пришествия, в фойе стоял переводчик Дмитрий, меня тут же зарегистрировали, занесли в несколько списков и заставили вытянуть из бочонка жетон с номером.
Мне достался номер 21 — предпоследний. Всего участников конкурса молодых исполнителей на гитаре оказалось двадцать два.
И вот, обняв обеими руками гитару Вячеслава Горячева, я стою за кулисами огромной сцены, наблюдая, как исполняет программу первого тура участник под номером 20.
Следующий выход — мой.
Ни один из двадцати уже выступивших конкурсантов меня не впечатлил. Пожалуй, победу одержать будет несложно! Я приободрилась и мысленно подмигнула образу Бориса Тимофеевича Залевского, который, казалось, незримо сопровождал меня повсюду.
— …Daria Buran^uk, Russia, — услышала я голос ведущей. — Rolan Dyens. Movement. Astor Piazzolla. Milonga dell angelo. (Ролан Диенс. Движение. Астор Пьяццолла. Милонга ангела.)
Боясь наступить на подол длинного розового платья, я осторожно вышла на середину сцены и поклонилась.
Раздались аплодисменты.
Я села на заранее приготовленный стул.
Подняла глаза и коротким, но всеобъемлющим взглядом окинула зал. Он был почти полон. В центре сидело жюри — два профессора Миланской консерватории, несколько известных концертирующих гитаристов (испанец, итальянец и француз — я слышала, как их представляли в начале), оперная певица из Рима и… та самая пожилая дама, которая ночью зашла с чемоданчиком в отель «Морская раковина».
Ее должность и регалии я как-то пропустила.
Но, кажется, я засмотрелась. Лица в зале стали нетерпеливыми.
Я наклонила голову, чуть задержала взгляд на струнах… и начала.
Теперь все зависит только от меня.
Я взяла максимально возможный темп. Пальцы правой руки, как стрижи, взвились и заметались, но заметались упорядоченно, уверенно и быстро, так быстро, что проследить их движение было почти невозможно. Они как будто перелетали с одной струны на другую, то взмывая вверх, то опускаясь вниз. Каждая нота была прозвучена, каждый пассаж был верен. Когда я закончила, послышались восторженные крики «Bravo! Bravo!»
Едва они смолкли, над залом взлетели первые звуки «Милонги» — трепетные, трагические, как большие темные птицы. Зал сразу затих. Фраза за фразой, я плела картину прекрасного танца, я отдавала зрителям, замершим в мягких креслах, всю свою душу, все переживания последних дней, всю боль, которую могла передать моя гитара. Образ танцующей пары, той самой, ради которой я существовала сейчас на этой сцене, встал передо мною, и музыка словно облилась слезами. Наконец, последняя, глухая сумрачная нота замерла и угасла.
Когда я встала и поклонилась, зал взорвался аплодисментами.
— Уф! — выдохнула я за кулисами, унимая колотящееся сердце. — Похоже, первый этап пройден, и неплохо!
— Il nostro partito ultimo, Veracini Lorenzo (Наш последний участник, Лоренцо Верачини), — прозвенел со сцены голос ведущей.
И легкая воздушная волна коснулась моих колен — мимо меня, тряхнув темными локонами, прошел высокий парень с гитарой наперевес.
Он стремительным шагом вышел на сцену, быстро сел и сразу, не глядя в зал, начал играть.
Я хотела уйти, погулять по Милану, отвлечься и не слушать больше слегка надоевшей гитарной музыки.
И уже развернулась было спиной к сцене…
Но тут раздались первые звуки, и они пленили меня.
Забыв обо всем, я завороженно смотрела, как, подобно плавным птицам, взлетают над грифом его красивые загорелые руки. Как едва прикасаются к струнам длинные изящные пальцы, и безукоризненные пассажи бисером рассыпаются над застывшим в безмолвии залом. Мелодия то пропадает совсем, то расцветает словно из ниоткуда, то опять звенит и пульсирует мощно и ярко… Мое сердце сжалось в комок.