Никогда не лги
Шрифт:
— У тебя… — Секунды падали в тишину, и Айви услышала, как у Джоди перехватило дыхание. — Кто ведет машину?
— Я сама.
— Айви, ты спятила. Остановись и жди меня, я сейчас же выезжаю к тебе. Где ты находишься?
— Я уже совсем рядом с клиникой. Со мной все будет в порядке. Давай лучше встретимся прямо там. Но сначала я должна сказать тебе кое-что очень важное.
— Айви, тебе нельзя вести машину.
— Замолчи и выслушай меня. — Айви без труда уловила нотки паники в собственном голосе. — Найди платный телефон, например на бензозаправочной станции или еще где-нибудь. Позвони в полицию
— Разве это не…
— И сразу же повесь трубку.
— Откуда ты…
— Не говори им, кто ты такая, и ни в коем случае не называй своего имени. Просто скажи полиции, где они найдут труп. Пожалуйста, Джоди, я все объясню тебе, когда мы встретимся в клинике. — Айви прервала разговор и даже выключила телефон.
Через несколько минут она свернула на аллею, ведущую ко входу в отделение реанимации больницы «Непонсет».
— У меня начались схватки, — сообщила она мужчине в униформе, который вышел из скользящих раздвижных дверей и подошел к ее машине. Нет, у нее не открылось кровотечение и воды еще не отошли. Она кратко описала ему свои симптомы с холодным равнодушием, как если бы зачитывала сводку погоды.
Айви наконец отлепила пальцы от рулевого колеса. Санитар выкатил кресло и помог ей пересесть в нее из автомобиля. Ее повезли через ярко освещенное приемное отделение и доставили к столу для осмотров в небольшой комнатке, отгороженной от шума и суеты реанимационного отделения. Пожилая женщина с оранжевыми волосами и значком на халате, на котором значилось: «Спросите меня», улыбнулась Айви и начала заполнять бумаги. Накатил и схлынул еще один приступ. Удостоверение личности на лацкане женщины утверждало, что ее зовут Патриция Кеннеди, и на фото она была брюнеткой.
Наверняка было что-то успокаивающее в процедуре приема и поступления на конвейер больничных процедур, рассчитанных как раз на таких, как она. Но Айви ощущала что угодно, только не спокойствие, когда ее повезли по коридору и вкатили в лифт. Она вспомнила, когда была здесь в последний раз и чем все тогда закончилось.
Полтора года назад стояла душная июльская ночь. Айви была на двадцатой неделе беременности и наконец-то позволила себе надеяться на то, что беременность сохранится, когда у нее начались судороги и небольшие кровяные выделении. К тому времени когда они с Дэвидом подъехали к приемному покою отделения реанимации, кровь уже струилась у нее по ногам. Ее моментально переложили на каталку, воткнули в вену капельницу и подключили к фетальному монитору.
Врачи сделали все, что могли, чтобы остановить схватки, но ночь превратилась в утро, и болезненные судороги все продолжались и продолжались.
Айви вспомнила, как на лбу доктора Шапиро прорезались многочисленные морщинки, когда она прижала стетоскоп к ее животу. Прямая линия на экране фетального монитора подсказала ей все остальное.
Ее так и не вывезли из отделения реанимации. Тело Айви сотрясала крупная дрожь, когда одна из медицинских сестер собрала то, что осталось от ее мертвого ребенка. Та же самая сестра, в чьих глазах светились доброта и сочувствие, пояснила ей, что «плод» — какое уродливое слово! — будет передан патологоанатому.
Дэвид все время оставался рядом, держа ее за
«Сегодня все по-другому», — думала Айви, когда двери лифта распахнулись на этаже родильного отделения. В этот раз она сумела продержаться практически до конца и срок ее беременности составил тридцать семь недель.
С амулетом или без него, в присутствии Дэвида иди без оного, но она намеревалась родить здоровую доношенную девочку.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Айви лежала в кровати, нижняя часть которой была приподнята на шарнирах, и собиралась с силами. На ней был больничный халат, и ее уже подключили к фетальному монитору. Медицинская сестра ослабила и оставила у нее на предплечье манжету для измерения артериального давления.
Айви неподвижно лежала на кровати, сложив руки на животе, и ждала начала очередного приступа. На экране монитора плясали и подрагивали две ярко-зеленые линии. Из-за двери соседней комнаты до нее доносились стоны и причитания какой-то роженицы.
В дверь легонько постучали, и на пороге появилась Джоди. Она подбежала к кровати и крепко обняла Айви.
— Ну, как ты? — Джоди наконец отстранилась от Айви, держа ее руку в своих. — С тобой все в порядке? — В глазах у Джоди стояли слезы.
Айви с трудом кивнула головой.
— Мы обе ждем не дождемся, когда же это случится.
— Значит, пришло время малышке появиться на свет, — с напряженной улыбкой произнесла Джоди. — Ты добросовестно стараешься дышать так, как тебя учили? Будь хорошей девочкой!
— Я стараюсь.
— Когда у тебя были последние схватки?
— Да уже довольно давно, — ответила Айви, — Минут двадцать. Может, даже чуть дольше.
— А перед этим?
— Каждые десять минут — такое у меня было ощущение. На меня накатывало три раза, пока я ехала сюда.
— Помнишь, как меня два раза отправляли из больницы домой, когда мне казалось, что у меня начинались схватки, и я все никак не могла родить Райкера?
— Ты думаешь, меня тоже отправят домой?
— Не слушай меня. Откуда мне знать? Как говорила моя бабушка, наступает День Дорис, [25] Que sera sera. [26]
Джоди подтащила кресло поближе к кровати и уселась в него.
— Ты звонила? — поинтересовалась Айви.
Джоди кивнула.
— И что они сказали?
Джоди огляделась по сторонам словно для того, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
— Я не дала им ни единого шанса сказать что-либо. Я сообщила оператору, что в наличии имеется труп, назвала адрес и повесила трубку.
25
Дорис, или Тетушка Тэбби — пренебрежительное (в устах феминисток) прозвище женщины, не поддерживающей феминистское движение.
26
Будь что будет; чему быть, того не миновать (исп.).