Никогда не называй это любовью

Иден Дороти

– А я считала, что свобода слова – одна из наших привилегий.

– О Кэт, ты же умная женщина. И не надо искажать то, что происходит на самом деле, только потому, что мистер Парнелл твой друг. Я согласна, у него самая романтическая и меланхолическая внешность. Безусловно, это притягивает. Интересно, почему он не женат. Наверное, для него намного лучше было бы жениться, правда, его жене приходилось бы все время участвовать в его деле, иначе она умерла бы от одиночества.

* * *

Милая тетушка Бен ежедневно присылала

кого-нибудь, чтобы узнать, как здоровье Кэтрин, и заставляла Кэт буквально рыдать при виде гигантских корзин со свежими фруктами – апельсинами, бананами и тепличным виноградом, – поток которых не прекращался. Кэтрин пересылала фрукты в детскую, но не забывала оставить добрую их часть для полночных встреч у пылающего камина.

К концу недели Чарлз стал выглядеть несравненно лучше. Он сказал, что одним только продолжительным сном поборол свою усталость. Теперь его мозг свеж, как никогда, и он начинает разрабатывать новые планы. Вскоре ему придется уехать.

Это была идиллия, которая не могла продолжаться вечно. Они были счастливы, что все протекало так успешно. Кэтрин с преогромным усилием воли скрывала свои горестные мысли о грядущей разлуке.

– Тебе действительно надо будет уехать? Ты будешь в безопасности?

– Думаю, да. Фостер снова кипит от ярости. И ему только по душе всякий шум и протесты. Ты не сможешь раздобыть мне немного принадлежностей для письма? Я должен приступить к работе. Обещаю, все будет очень тихо.

Итак, в ее будуар вновь вошла эта туманная, зеленая и вечно беспокойная страна, темным призраком маячившая за их спинами во время их ночных бдений у камина. За ними неотступно следовала эта зловещая тень, и Кэтрин никак не могла избавиться от нее – иначе ей пришлось бы избавиться от человека, которого она так любила. А мысли об Ирландии все чаще и чаще отражались в его глазах, отчего выражение его лица становилось тревожным и печальным.

Однажды он сказал:

– Как жаль, что Майклу Девитту не так удобно в тюрьме, как мне здесь.

Он разрабатывал свои правила для гомруля. Новый Земельный акт, сказал он, возможно, окажется лучше ожидаемого ими. И есть смысл поверить, что Гладстон все больше и больше сочувствует их делу. Но даже если этот акт и будет неплох, ему все равно придется выступить против него со своим актом о гомруле – более объективным и намного более важным. Он не может позволить себе окончательно поверить, что нечто, сделанное правительством, совершенно.

К тому же имело смысл убедиться, что Гладстон станет приветствовать некоторые формы переговоров с ирландской партией до тех пор, пока все это будет держаться в тайне.

– Мне бы хотелось, чтобы после моего ухода ты зашла к нему на Даунинг-стрит [20] . Подожди несколько дней, а потом пошли туда записку с просьбой, чтобы он принял тебя. Ты сделаешь это для меня?

– Предположим, он откажется встречаться со мной?

– Тогда тебе придется пойти на риск и «отловить» его, как тогда меня. Помнишь? – Его глаза весело

заискрились, и она улыбнулась.

20

Министерство иностранных дел.

– Мистеру Гладстону уже за семьдесят. И вряд ли, получив записку от незнакомой женщины, он примет ее за любовное послание. Когда ты намереваешься отправляться, Чарлз? И куда?

– Говоря по правде, я вообще не хочу уходить отсюда. Но должен. Думаю, я уйду в понедельник. Собираюсь сесть на поезд до Харуича и отправиться во Францию. Оттуда я могу вернуться в Дублин. Будет намного безопаснее, если все решат, что я скрывался не в Англии, а во Франции.

– Но ведь это такая продолжительная поездка!

Он ласково погладил ее волосы.

– Вот и славно. У меня будет время свыкнуться с тем, что я снова один.

– Чарлз… я подумала еще об одном… Допустим… я… Предположим, у нас будет ребенок.

Его пальцы в ее волосах даже не дрогнули.

– Я тоже об этом думал.

Она страстно посмотрела на него.

– Мне бы очень хотелось иметь от тебя ребенка.

Наступила тишина. Очень долгая.

– Дорогая Китти! Мне тоже!

Сейчас, должно быть, все, о чем он думал долгое время, о чем он мечтал, молнией промелькнуло у него в голове: позор, крах, полный отказ от всех своих стремлений и амбиций, предательство своего народа.

Словно угадав его мысли, она вскричала:

– Не волнуйся ни о чем! Я справлюсь.

Он взглянул на нее, и невысказанный вопрос так и застыл в его взоре.

– Разумеется, придется справиться и с Вилли, – на этот раз совершенно спокойно проговорила она.

– Существует только один способ устроить все это!

– Да. Его я и имею ввиду.

Он посмотрел на нее с таким искренним изумлением, что ей пришлось объяснять очень быстро и очень хладнокровно.

– Тебе пришлось столь многим пожертвовать ради твоей страны. Что ж, будет еще одна жертва.

– Но это же ты, Кэт. А ты – моя.

Он прижал ее к себе с такой неистовой силой, что она вскрикнула от боли.

– Этого пока не случилось. Все это пока лишь гипотетически. Но об этом надо было поговорить. А теперь, нравится тебе это или нет… – она высвободилась из его жестких объятий, – я буду молиться о том, чтобы у нас был ребенок.

Его руки бессильно упали вниз. Он посмотрел в ее лицо, искаженное мукой.

– Нам надо быть очень осмотрительными, – произнесла она.

Но когда слезы заблестели в его глазах и они почернели от боли, она заколебалась, тут же лишившись своей уверенности.

– Мне хочется кое-чего еще, – прошептала она.

– Ты хочешь меня.

– Я делю тебя еще с тремя миллионами человек. – Она погладила его волосы, откинула их назад – обнажился высокий лоб, она увидела его красивые брови. – У нас осталось так мало времени! Будем же счастливы каждую минутку этого дарованного нам Господом времени. Только, Чарлз…