Никогда
Шрифт:
— Рейнольдс, — прошептала она.
Она бросила часы. Они ударились о деревянный каркас кровати, а затем упали на ковер. Словно электрический удар пронзил ее мозг, она вспомнила про летающие по комнате вещи. Застыв, Изобель вцепилась в одеяло, а ее глаза обшаривали комнату.
Она увидела расческу, но не на полу, а на ее комоде, а за ней свою награду «Лучший флайер».
— Мама? — услышала она свой глубокий, гортанный голос.
Она сглотнула от боли, встала с кровати и, подойдя к двери на цыпочках, открыла ее.
Изобель застыла, ее рука сжимала ручку двери. Она смотрела
Медленно разжав пальцы на ручке двери, она повернулась, и ее глаза остановились на тумбочке. Она увидела свой пыльный прошлогодний фотоальбом. Рядом с ним стояла лампа, отбрасывая тени на ее розовую юбку, украшенную бисером бахрому и пару лент для волос.
Никакой книги. Никакого По.
Осознав, что она все это время не дышала, Изобель сделала выдох, превратившийся в конце в нервный смешок.
Она вышла в коридор и спустилась вниз по лестнице, мимо коллажей из семейных фотографий. Мысль, что она позаимствовала что-то из подсознания, всерьез заставляла чувствовать ее глупо.
Холодный белый дневной свет струился через передние боковые окна и сквозь кружевные занавески в гостиной, но дом все равно казался тусклым и каким-то мертвым.
— Мам? — снова крикнула Изобель, в горле все еще першило, ощущения были похожи, словно кошка скреблась об когтеточку.
Как только она дошла до выключателя, один за другим, она включила лампы, хотя здесь было не так темно. Искусственный свет доставлял ей мало комфорта. Тишина была слишком громкой. Она прошла через холл, кончиками пальцев касаясь стен, направляясь к кухне, где она могла бы найти холодный имбирный эль или, может быть, что-нибудь поесть. Открыв холодильник, она достала спрайт и выпила половину, затем снова закрыла дверь.
Изобель вспомнила про лихорадку прошлой ночью и, наверное, из-за этого ее мама позвонила в школу утром и сказала, что она не придет. Тогда где сейчас ее мама?
Сегодня никакой школы. Она не могла сказать, что она не была благодарна. Она бы не смогла пережить повторения прошлого дня снова.
Изобель закрыла глаза, пытаясь не думать о гладкой, бледной коже на лице Ворена, но эти попытки заставили образ материализоваться в ее мыслях более реалистично. Держась за ручку холодильника, Изобель прижалась лбом к прохладной поверхности. Она чувствовала кожей приятный холод. Она повернулась, чтобы прижаться еще и щекой. Проснись, Изобель. В чем дело? Почему ты не можешь преодолеть это? Он просто какой-то парень. Какой-то парень, которого она видела во сне, узнав, что она ему тоже снилась. Как можно быть такой измотанной, чтобы видеть такое?
Почему он должен быть таким... таким…
Изобель издала вздох разочарования, отталкиваясь от холодильника. Она допила спрайт и устремилась прямо к шкафчику с продуктами. Она собиралась обокрасть Дэнни и взять немного овсяного печенья «Chips Ahoy», чтобы съесть их за завтраком.
Она потянулась к дверце шкафчика, как вдруг остановилась
Краем глаза она заметила, как что-то золотое блеснуло на черном.
Она обернулась, и спрайт выскользнул у нее из рук. Бутылка упала на пол, содовая разлилась по кухонным плиткам с тихим шипением.
На кухонном столе лежала большая, знакомая черная книга, осеннее солнце сверкало на ее
— Нет!
Она схватила книгу и сбросила ее со стола. Книга упала на кухонный кафель, открывшись на какой-то странице.
Изобель отпрянула, прижав руки к телу и сжав кулаки под подбородком. Она почувствовала, что дрожит.
«Это не может быть по-настоящему», — подумала она.
Этого не могло быть. Она выбросила эту книгу. Она избавилась от нее. Прошлая ночь была всего лишь сном.
Она посмотрела вниз на книгу. Изобель видела, как струйки содовой ползли по полу к книге и, несмотря на то, что все твердило в ней не делать этого, она осторожно подошла к ней. Ее тень упала на черно-белое изображение бледного, с запавшими глазами, человека, нарисованного в книге.
На его шее был аккуратно завязан галстук, словно причудливая петля. Помятый, черный пиджак, который почти сливался с фоном, был застегнут посередине на одну пуговицу. Широкий лоб мужчины выражал глубокую печаль, брови были наклонены вниз. И затем непосредственно были глаза. Темные колодцы.
Наклонившись, Изобель подняла книгу с кафеля, содовая уже начала приближаться к краям книги. Она оказалась в ловушке этих глаз, онемевшая, потому что они, казалось, смотрят прямо на нее, всерьез умоляя ее о... О чем?
Ее взгляд упал на подпись:
«Ultima Thule» — дагерротип По, сделанный 9 ноября 1848 года, менее чем за год до загадочной смерти поэта.
Ultima Thule. Почему это звучит так знакомо?
Изобель еще раз посмотрела в его глаза. Было что-то в них, то, как они смотрели на нее, то, как тускло отражался в них свет, они напоминали две черные ямы, размером с монету.
Она захлопнула книгу.
17
Затхлый воздух
Изобель сидела, тупо глядя на мелькающие перед ее глазами картинки из видеоигры. Она понятия не имела, на что она смотрит — какая-то сверхдраматичная игра про истребителя вампиров, которую включил Дэнни, вернувшись из школы домой. Удары ножами, брызги крови и кричащие зомби.
Большую часть дня она провела на диване. Она включила телевизор для шума, чтобы ее окружал хоть какой-то нормальный звук, пока ее мама не вернется из магазина. Ей нужно было что-то, чтобы понять, что она действительно проснулась и все еще не спит, что она не заперта в каком-то бесконечном сне внутри сна.
Но она так и не нашла утешения в осознании того, что она действительно проснулась и находится в реальном мире. Не после того, что случилось: то, что она видела в своем сне, она нашла на кухне.
— Изобель!
Она вздрогнула, взглянув наверх и увидев маму, стоявшую позади дивана и держащую руку на их телефонной трубке.
— Изобель, — сказала она, понизив голос и нахмурив брови. — Ты действительно не слышала, как я зову тебя?
Изобель уставилась на маму.
— Я сказала — тебя к телефону. Изобель, ты уверена, что тебе не нужно к врачу? Со вчерашнего дня ты ведешь себя, как будто ты с другой планеты.