Никола Тесла. Портрет среди масок
Шрифт:
Он так нервничал, что желал выскочить из собственного тела.
В детстве он часто прыгал с высокого берега в холодную Корану. Так и сейчас — просто прыгнул и начал.
Объяснил, что электричество ведет себя как неукротимая жидкость. Оно — фундаментальный организующий принцип связующей его материи. Оно практически никогда не бывает в свободном состоянии. Если бы в напряжении электричества не существовало равновесия, то его сила овладела бы Вселенной, поскольку оно намного сильнее гравитации.
Лицо
Он сказал, что электричество — чистая сущность грязного мира, или, по крайней мере, так его поняли слушатели.
Его невозможно ни произвести, ни уничтожить, его количество в мире постоянно. Про электричество, как и про Аллаха, можно сказать: ни запаха, ни облика, ни звука, но, когда оно появляется, ничто не может устоять перед ним. Стрела молнии — горячий воздух, а не электричество, которое остается невидимым.
Лектор открыл раненые глаза. В них сияло растущее осознание.
Он рассказывал о феноменах притяжения и отторжения, а слушателям казалось, что он повествует о любви и презрении. Он продолжил рассказ о загадочном очаровании электричества и магнетизма, с их на первый взгляд двойственным характером, исключительным в среде сил природы. Главный вопрос, с которым мы сталкиваемся: найдут ли эти силы практическое применение?
В этом нет никакого сомнения!
В публике серб Пупин из Колумбийского университета и еще несколько слушателей свистели и отпускали реплики.
— Тсс! — послышалось со всех сторон.
Люди утихомирили их.
Оказалось, что все вдруг были готовы выслушать то, о чем не хотел слушать глухой Эдисон. Теплая эктоплазма, изливавшаяся из ректора, окутала публику. Тесла подумал: «Они мои!»
С этого момента он не помнил, о чем говорил.
Он захлебывался, говоря о предстоящем переносе электричества на большие расстояния и о дне, когда Ниагара зальет светом Нью-Йорк.
Лектор не любил вдаваться в вещи, каждая из которых (если коснешься ее) превращается в омут. Он любил парить над ситуацией, легко улыбаясь, совсем как Аполлон.
— Зачем городу две тысячи электростанций, если хватит одной? — спрашивал он.
Золотой клубок опять бодро катился перед ним. Заходясь в скороговорке, он забывал дышать. Люди слушали его с удивлением, похожим на раздражение. Многих слушателей знобило от восхищения. Многим казалось, что у них снесло темя. Наконец потолок сотрясся от овации.
Это был его час.
Это был его мир.
Голенастый, как журавль, изобретатель купался в аплодисментах. Лысоватый круглоглазый Мартин отнял у него доклад, чтобы напечатать его в «Электрикал уорлд».
«Это пробуждение! — мелькнуло в голове
Публика окружила его как единое существо со множеством глаз и благородных усов. Многоокое создание спрашивало:
— Вы уверены, что система достаточно безопасна?
— На какое расстояние можно передать электричество без потерь? — выкрикивало существо множеством ртов.
— Поздравляю. Ты расшевелил муравейник, — дохнул на него парами алкоголя Антал.
Тот самый Пупин довольно улыбнулся и самым сердечным образом потряс ему руку.
— Смею ли я зайти к вам? — спросил преобразившийся человек.
Тесла следил над головами толпы за своей рукописью, которая, так сказать, улетала прямо в типографию. Он еще плохо слышал из-за оглушительных аплодисментов, в которых он парил над сценой и человеческой расой. И тогда за его спиной таинственным образом материализовался Чарльз Пек. Его деревянные пальцы сжали локоть Теслы:
— Я должен вас кое с кем познакомить.
44. Питсбург
— Джордж Вестингауз, — архиепископским голосом произнес Пек.
Огромный седой мужчина распахнул руки, и — а-а-ах! — день превратился в праздник. Его моржовые усы засверкали. Его взгляд был чистым. Все, что он хотел сказать, уместилось в три предложения:
— Я слушал вашу лекцию. Вы меня убедили. Я покупаю ваши патенты.
Солнце замерло.
— Не знаю, что и сказать… — пробормотал Тесла.
— Ничего говорить не надо, — предложил Вестингауз. — Приезжайте в Питсбург.
Это была прекрасная поездка.
На вокзале Теслу встретил кучер с золотыми пуговицами и в цилиндре, который отвез его на виллу «Одиночество», впрочем, ее следовало бы называть дворцом. В саду цвели магнолии. У дорожки расположились солнечные часы из позеленевшей бронзы. Близ этого символа Хроноса дрались две зарянки. Даже сравнивая дворец дядюшки Паи под Пештом и особняки в Эльзасе, Тесла был вынужден признать, что это самый богатый дом из тех, что он видел. Окна, стены и контуры крыши неожиданно закруглялись. В стеклянном саду журчал фонтан, зажатый пальмами.
Мощенная кирпичом дорожка вела сквозь зелень к строению, где над конюшней жил кучер. В конюшне обитали восемь лошадей Вестингауза; компанию им составляла белая коза.
Черный слуга, с седой как лунь головой, был на редкость красивым стариком.
Гость радостно хватался за сверкающие стеклянные ручки и улыбался зеркалам. Пространство между двумя окнами контролировал мраморный бюст Маргарет Вестингауз в образе римской матроны. Солнце лилось во французские окна от пола до потолка. Паркет сиял золотом не хуже волос Брунгильды.