Николай I. Освободитель
Шрифт:
— Ваше высочество, все мои действия направлены исключительно вам на пользу. Вам и вашему брату, — служаку было так просто не пробить. Самое смешное, что я искренне не мог понять, что Матвей Иванович в действительности от меня хочет. Он декларировал, что поставлен дабы способствовать успехам великих князей на ниве постижения наук. Учитывая, что мне в тот момент едва исполнилось четыре, а брат вообще только-только отпраздновал свой первый день рождения, звучало это утверждение откровенно идиотски. Тем более, что местную школьную программу — большую ее часть, французский или там закон Божий приходилось учить с ноля — я мог сдать экстерном не слишком при этом напрягаясь, а заодно
— Понятно, Матвей Иванович. Я вашу позицию понял. По хорошему выстраивать отношения вы не хотите. Что ж имеете право, — я, немного задумавшись, протарабанил по столешнице несложный ритм на манер «Спартак-чемпион». Мы сидели в моих покоях за писчим столом у окна. Вернее, я сидел за столом, а Ламсдорф пристроился в кресле рядом. — Тогда давайте я обрисую вам наши перспективы в случае, если мы не договоримся по-хорошему и перейдем в состояние открытой войны.
— Давайте, — общение со мной каждый раз вызывало у генерала совершенно неприкрытый разрыв шаблона. В конце концов не часто встречаются четырехлетки, читающие классические философские труды, играющее в шахматы, постоянно записывающие свои мысли в личный блокнот и глобально способные вести разговор со взрослыми на равных.
— Я вам Богом клянусь, что в случае, если вы начнете злоупотреблять своими полномочиями, это будет иметь для вас радикально негативные последствия, — я посмотрел Ламсдорфу прямо в глаза, пытаясь понять, доходит ли до него смысл моих слов или нет. Возможно, со стороны угрожающий пятидесятилетнему генералу четырехлетка должен был выглядеть несколько комично, однако я был максимально серьезным в своих словах. Провести десять-двенадцать следующих лет в атмосфере постоянной тирании со стороны назначенного отцом тупого воспитателя мне не хотелось совершенно и поэтому я готов был играть ва-банк. — Да, это, вероятно, произойдет не завтра и не послезавтра, однако память у меня преотличная, смею вас заверить. И если вы считаете, что сможете сбежать от моих ответных действий на тот свет, то нет, не удастся. У вас, кажется, есть дети?
— Да… Трое… — Немного растерявшись от моего напора ответил воспитатель.
— Поверьте, сделать их жизнь ужасной, так чтобы они прозябали в нищете и ни одна собака не подала им руку, вполне во власти великого князя и брата государя. Вы мне верите?
— Д-да… Ваше высочество, я бы никогда… Я даже и не думал… — Такого поворота Ламсдорф явно не ожидал.
— О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт — сын ошибок трудных,
И гений — парадоксов друг,
И опыт — Бог-изобретатель. — Чего это меня на поэзию пробило, я сам не понял. Всплыли почему-то ненаписанные еще строчки в голове, и показалось, что они к месту.
— Понятно, — выдавил из себя окончательно сбитый с толку воспитатель.
— Ну вот и ладушки, — кивнул я, беря в руки книгу и показывая всем видом, что разговор окончен.
С тех пор отношения наши несколько изменились. Генерал не перестал быть тупым служакой,
Глава 3
Предвестником скорых изменений в политической жизни страны стал переезд наш в недавно построенный Михайловский замок. Похожий на средневековую крепость дворец был воплощением всего того, что так любил Павел: рыцарства, дисциплины и милитаризма. Михайловский был еще не до конца закончен внутри, однако император, чувствуя сгущающиеся над ним тучи считал, что в новопостренном, стоящим как бы немного отдельно от других строений в отличии от того же Зимнего, дворце ему будет безопаснее.
Переезжали зимой, в спешке. На новое место жительства было перевезено только самое необходимое, что применимо к императорскому двору все равно означало хренову тучу вещей. Дворец был плохо протоплен в комнатах стояла постоянная сырость, с которой почему-то пытались справиться, раскладывая на подоконники горячий хлеб. Якобы он должен эту саму влагу из воздуха вытягивать. Мои же попытки объяснить график зависимости относительной влажности воздуха от температуры естественно ни к чему не привели: Павел мнил себя императором-рыцарем и, как я понял, считал, что жарко протапливать помещения дворца не нужно. Это де нанесет урон его мужественности. Страшно даже представить, какие у Павла-ребенка были психологические травмы, приведшие в итоге к таким тараканам в голове.
Точной даты дворцового переворота приведшего к смерти Павла и воцарению на престоле Александра я, разумеется, не помнил. Собственно, не помнил я даже года, имея в качестве «опорной» точки 1804 год и Аустерлиц, где одним их командующих был именно Александр в статусе императора. То есть смена монарха, по изначальным прикидкам должна была состояться где-то 1801–1802 годах и переезд Михайловский, собственно, и стал тем сигналом, оповещающим о скорых изменениях. Тут я отлично помнил из своей поездки в Питер в десятом классе, что в новом дворце Павел прожил не долго. Сколько точно, я опять же сказать бы поостерегся, но не больше полугода точно.
В ту ночь я проснулся оттого, что меня аккуратно, но настойчиво трясли за руку. С трудом разлепив глаза — не смотря на взрослое сознание, тело было вполне детское и ему требовался каждодневный полноценный десятичасовой сон — я огляделся и попытался понять, что именно происходит вокруг.
Возле моей кровати стояла взволнованная графиня Ливен, подруга мамА и сначала моя, а потом и Михаила главная воспитательница.
— Вставайте, ваше высочество, — безапелляционно приказала графиня, делая знак маячившим у дальней стены нянькам, которые тут же бросились меня одевать. Я не сопротивлялся, в обычные дни, вот это вот барство меня раздражало до последней крайности, благо даже четырехлетний ребенок вполне способен одеться самостоятельно, но в этот раз я еще не проснулся и потому отдал себя в руки «профессионалов».
— Что случилось? — Немного придя в себя, задал я графине самый главный вопрос.
— Ничего не случилось, ваше высочество, — немного помедлив ответила Шарлотта Карловна. — Мне нужно отвести вас к матери.
В этот момент, у меня в голове как будто щелкнуло, я наконец понял, что произошло. Это была как раз та ночь, когда заговорщики с табакеркой добрались до тела императора. И именно в этот момент я начал реализацию плана, который обдумывал все четыре года, пребывания в детском теле. Мне нужно было заработать больше влияния в том числе и на Александра и это был мой шанс.