Николай II (Том II)
Шрифт:
– Ах, как рада вас видеть, дорогая! Не посидите ли с нами, старухами?..
– Зачем вы так, ваше высочество! – обиделась Зина за такое самобичевание «Старшей». – Ведь столь совершенная красота, как у вас и у её величества… – сделала Зина ещё один реверанс в сторону вдовствующей императрицы, – есть божественное произведение, матушки-природы и с годами только хорошеет…
– Зина, дорогая! Присядь с нами хоть на минуточку… – поддержала «Старшую» Мария Фёдоровна.
– Ах, почту за великую честь! – снова защебетала княгиня Юсупова и присела на лёгкий позолоченный стул подле стола с чайным подносом. Мария Павловна собственноручно налила ей чашку чаю. Передавая её, «Старшая» как бы невзначай спросила:
– Скажите, милая Зина,
Княгиня Юсупова, чувствуя себя особенно польщённой тем, что две самые влиятельные дамы Дома Романовых, куда тщеславная красавица княгиня давно стремилась, считая, что будет самым большим украшением женской части этой династии, была особенно тронута тем, что теперь и она получила право публично по-родственному называть царя и царицу уменьшительными семейными именами.
– Ах, что вы, что вы! – внешне безразлично, но с известной долей ехидства ответила она. – Во-первых, Аликс пожаловала вместе с Ники в церковь Аничкова дворца и простояла там весь обряд венчания, что было, конечно, большим подарком для молодых…
«Старшая» при этих словах понимающе улыбнулась, а «Гневная» позволила себе смешливо фыркнуть, приветствуя иронию княгини Юсуповой. Зинаида Николаевна, словно не заметив крайне благожелательной для себя реакции старых дам, продолжила свой ехидный ответ тёте Михень:
– Что касается подарка Ники, то Государь подослал друга Феликса Димитрия, и Митя от имени царя, как будущего родственника, поинтересовался, какой подарок жених Ирины выбрал бы для себя… По секрету он сказал Феликсу, что речь может идти о самом высоком придворном или правительственном назначении… Но мой мальчик не честолюбив, – продолжала мило щебетать Зина. – Он так любит искусство, так любит искусство!.. И он выбрал… – Она закатила глаза, потом поправилась: – Он попросил передать Императору, что все его желания будут исполнены, если ему будет предоставлена привилегия присутствовать на всех представлениях в Императорских театрах в Собственной Его Величества ложе. Ах, Дмитрий потом рассказывал, что Николай Александрович от души рассмеялся, когда услышал это желание, и тут же собственноручно начертал рескрипт об этом Теляковскому… – скромно закончила Зина.
Мария Павловна внутренне возмутилась решением Государя и позавидовала молодым Юсуповым. «Подумать только! – злилась «Старшая». – А мальчик оказался не так глуп! Он получил в свадебный подарок такую привилегию, которой не имеет ни один из самых старших и достойнейших великих князей! Ведь мы имеем право без приглашения приходить только в антрактах в фойе Императорской ложи… А теперь этот молодой наглец Феликс со своей Ириной, которая в Царской Семье числится вторым сортом, будет там разваливаться в креслах и изображать из себя почти что Императора! Видно, эта «гессенсская муха» насоветовала такую гадость этому недалёкому Ники, потому что сама давно в театры не ходит и ей безразлично, какие молодые шалопаи сидят в царских креслах! Не-ет! Так не может дальше продолжаться!..»
На словах же она елейным голоском только сказала княгине Юсуповой:
– Ещё раз поздравляю вас, Зиночка!
– Михень, ты не знаешь, как поживает бедная Лёля Пистолькорс? – спросила вдруг Мария Фёдоровна «Старшую», отлично зная, что великий князь Павел Александрович недавно прибыл из-за границы вместе со своей морганатической женой, полупрощённый и обнадёженный Государем в возвращении каких-то привилегий ему и его жене.
– О! Бедная Лёля так переживает, что остаётся парией в петербургском свете! – притворно застонала Мария Павловна. – Ведь без решения Государя о полном или частичном прощении её не имеют права принять ни в одном великокняжеском дворце… Ей не посмеет ответить на приглашение и прибыть к ней ни один член нашей большой и дружной семьи, – развела руками великая княгиня, включив в круг, обведённый ею, и княгиню Юсупову, к немалой её радости.
– А
Государь, в свою очередь, очень хорошо понял, что старые дамы упоённо занимаются сплетнями. Ненавидя сплетников и интриганов, он круто развернулся и пошёл для начала в буфетную поболтать с гвардейскими офицерами, а потом в Белый зал – полюбоваться на дочерей и потанцевать с ними.
Уланский корнет всё ещё танцевал с Татьяной. Теперь это был вальс, и юноша уверенно и лихо вёл свою партнёршу. Татьяна, казалось, не замечала ничего вокруг.
«Хм-хм! – крякнул в усы Государь. – Не довольно ли для нашего храбреца?! Ещё вскружит голову моей Тате! Пора детей остановить!»
Вальс заканчивался. Николай Александрович рассчитал, куда последний тур приведёт Татьяну и Петра, и занял там позицию. Когда пара остановилась и раскрасневшаяся Татьяна принялась оживлённо болтать со своим кавалером, рыжеватый полковник в красном чекмене лейб-казаков появился перед рослым корнетом улан. Вежливо наклонив голову, он обратился к уланскому корнету:
– Граф, не позволите ли сделать следующий танец с вашей дамой?
Услышав голос Государя, Пётр остолбенел, а Татьяна густо покраснела.
– Ваше Величество! – выдохнул Пётр и нашёлся что сказать: – Ваша дочь так замечательно танцует, что я буду Вам завидовать!..
Николай рассмеялся. Ему было так весело на этом балу, как давно уже не бывало. Он хорошо понимал дочерей, был рад и корнету, который показался ему воплощением его собственной гвардейской молодости. Поэтому он опять вежливо наклонил голову с аккуратным пробором и сказал любезно:
– Благодарю вас, корнет!..
…Электрические свечи по распоряжению Марии Фёдоровны стали гасить в половине четвёртого утра. Старая императрица и сама успела не только посплетничать, но и натанцеваться почти как в молодости. Государь и дочери совсем не устали. Разумеется, Петру дали ещё потанцевать и с Татьяной и с Ольгой. На прощанье Татьяна сказала своему кавалеру, что этот бал, благодаря ему, она не забудет никогда.
23
Четыре великие княжны – Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, жившие настолько дружно и столь сплочённые в своём царственном «заточении», что часто ставили под письмами, подарками и фотографиями придуманную ими коллективную подпись «ОТМА», ужасно любили пошушукаться в своей по-спартански обставленной гостиной в третьем этаже Александровского дворца. Частые недомогания Mama, болезнь младшего брата и патриархально-помещичий стиль, который так любили родители и который приносил так мало настоящих событий для девичьего обсуждения, – всё это наконец-то, кажется, стало меняться к лучшему.
Новый, 1914-й ещё только начался, а события, достойные бурного комментирования двумя «старшими», а затем – обезьянничанья двумя «младшими», повалили как из рога изобилия.
Разумеется, первым величайшим предметом для подробного обсуждения ОТМА была свадьба их старой подруги и двоюродной сестры Ирины, дочери тёти Ксении и дяди Сандро, с Феликсом Юсуповым у бабушки в Аничковом дворце. В течение нескольких дней и ночей до и после свадьбы сёстры только и делали, что вспоминали, как выглядели и что говорили жених и его мамочка Зинаида Николаевна, во что были одеты Феликс и Ирина в день свадьбы, как Феликс отделал своё будущее гнёздышко в знаменитом Юсуповском дворце на Мойке, что было сказано Papa, Mama и Anmama до свадьбы, в день венчания в Аничковой церкви и после него, как сломался старенький лифт в Аничковом дворце, когда их семья прибыла для участия в церемонии, и пришлось несколько минут ждать, прежде чем мастера не опустят лифт вниз, а затем подниматься всей семьёй на третий этаж пешком в дворцовую церковь…