Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...
Шрифт:
Сообщение более чем сомнительное. Странно, чтобы Голощекин и Сафаров в обществе «девиц» и посторонних лиц, находясь в лесу, обсуждали такое сверхсекретное мероприятие, как убийство Царской Семьи. Похоже, что этот разговор был передан агентом со слов одной из «девиц», и что в нем истинно, а что ложно, разобрать очень трудно. Разговор, даже если он был таковым, каким его передали сотруднику уголовного розыска, явно несерьезен. Во всяком случае, данное сообщение никаким образом не доказывает того, что 14 июля уже было принято решение об убийстве Царской Семьи. Тем не менее И. Ф. Плотников считает приведенный выше разговор доказательством последнего: «Можно заключить, что гуляли они в связи с возвращением Голощекина и обсуждали вопрос, за разрешением
Таким образом, Плотников утверждает, что никакого обсуждения в Уральском Совете не было, а Голощекин уже привез из Москвы готовое решение, о котором он сообщил узкому кругу лиц, в частности Юровскому, и тот принялся осуществлять подготовку к преступлению. Однако на другой странице своей книги Плотников неожиданно делает вывод: «По возвращении из Москвы Ш. И. Голощекина, поздно вечером 14-го июля состоялось заседание узкого круга большевистских лидеров Урала, представлявших обком РКП(б), президиум облсовета и Военно-Революционный Комитет. На нем было принято постановление об уничтожении всех членов Семьи Николая II и других заключенных дома Ипатьева. Утром 15-го оно было доведено до коменданта ДОНа, других причастных к делу лиц. (Нельзя исключать, что как принято было в большевистских верхах, и уральские лидеры письменно свои решения не оформляли.)». [1007]
Ясно, что Плотников противоречит сам себе. Если Голощекин все знал заранее, если он знал, что убийство дело решенное, то зачем ему понадобилось устраивать какое-то обсуждение предстоящего преступления? Затем, если в первом отрывке Плотников говорит, что Голощекин сообщил Юровскому о готовящемся убийстве утром 14-го и поручил ему начать подготовку к его осуществлению, то во втором отрывке Плотников утверждает, что приказ начать подготовку к убийству Голощекин отдал Юровскому только утром 15 июля. Понятно, что делать выводы, основываясь на таких «доказательствах», невозможно.
Юровский, выступая на совещании старых большевиков, сообщил о начале подготовки к убийству следующее: «Примерно 10-го, 11-го июля мне Филипп (Голощекин) сказал, что Николая нужно будет ликвидировать, что к этому надо готовиться. <…> 15-го утром приехал Филипп (Голощекин) и сказал, что завтра надо дело ликвидировать». [1008]
Это заявление Юровского лживо. Общеизвестно, что Голощекин с конца июня и до 14 июля находился в Москве и никак не мог говорить Юровскому о предстоящей «ликвидации» Царя ни 10, ни 11 июля.
Медведев (Кудрин) уверяет, что окончательное решение об убийстве было принято 16 июля. Вообще Кудрин был беззастенчивым лгуном и, говоря о принятии решения об убийстве 16 июля, он выдумывает о заседании в этот день Уральского Совета в неполном составе, который, дескать, и решал судьбу Царской Семьи. Не обладая выдающимся умом, Кудрин сам не замечает, как его ложь шита белыми нитками. Так, Кудрин пишет, что Уральский Совет заседал в неполном составе, т. е. он был настолько секретным, что на него не пригласили всех членов Совета, а вот члена коллегии ОблЧК Медведева почему-то сочли нужным на это совещание позвать, да он еще на этом совещании позволял себе возражать Юровскому! Понятно, что Кудрин ни на каком совещании не был. Тем не менее свидетельство Кудрина интересно в том, что он указывает именно на 16 июля как на дату окончательного решения об убийстве Царской Семьи, т. е. это говорит о том, что Кудрину стало известно о подготовке убийства именно 16 июля.
О 16 июле, как о дате принятия решения, говорит и Г. П. Никулин: «Состояние наше
Это свидетельство Никулина, пропитанное, как и свидетельство Кудрина, ложью, интересно одним: датой 16 июля — как времени окончательного решения.
Таким образом, мы имеем множество свидетельств, что приказ об убийстве Царской Семьи был передан в Екатеринбург лишь 16 июля 1918 года, т. е. за сутки до убийства.
Но здесь возникает законный вопрос: каким образом за такое короткое время можно было не только подготовиться к убийству, но и выбрать место уничтожения трупов и разработать мероприятия по заметанию следов преступления? Понятно, что все это сделать за такой короткий срок — невозможно.
В связи с этим имеются свидетельства, что Юровский появлялся в урочище «Четыре Брата» и на площадке возле открытой шахты, то есть там, где уничтожались тела Царской Семьи и ее приближенных, за несколько дней до 17 июля. Так, крестьянин деревни Коптяки М. А. Волокитин показал на следствии: «Я хорошо помню, что в первых числах июля месяца я шел той дорогой, что идет из Коптяков. На этой дороге я встретил трех всадников, ехавших верхами в седлах. Два из них были мадьяры. Они были в австрийской солдатской одежде. Третий был Юровский, которого я хорошо знал. В руках у Юровского я видел простой плотничий топор. Встреча эта произошла у нас в 4 дня. Ехали они к переезду № 184 (к Коптякам). Юровский еще перекинулся со мной несколькими словами, спросил меня, много ли ягод. Я не могу припомнить, какого именно числа произошла эта моя встреча с Юровским, но я убежден, что это было еще тогда, когда я не слышал об убийстве Государя Императора, и незадолго до того дня, когда большевики объявили об этом официально в газетах». [1010]
Эти показания Волокитина подтверждаются показаниями горного техника И. А. Фесенко. Фесенко показал следствию, что он в урочище «Четырех Братьев» по заданию Верх-Исетского завода занимался разведкой местонахождением руд посредством рытья шуфтов. При нем находилось несколько человек рабочих, преимущественно жителей Верх-Исетского завода. 11 июля 1918 года он, Фесенко, ради забавы сделал надпись химическим карандашом на одной из берез: «11 июля 1918 г. горный техник Фесенко».Позже эта береза со следами копоти будет обнаружена следствием прямо на площадке возле открытой шахты. Однажды во время работ в местности «Четырех Братьев» он увидел ехавших верхом комиссара Юровского и с ним каких-то двух людей, один из которых был пленным австрийцем. Юровского Фесенко знал, так как, по его словам, тот был известным человеком в городе, а про второго бывшие с ним рабочие сказали, что это был Ермаков. Было это около 17 часов, а точной даты Фесенко не помнил, но уверял, что это было либо около 11 июля, «либо после этого числа, но только знает, что именно в эти числа». [1011]
То есть, исходя из слов Фесенко, речь идет о ближайших к 11 июля днях, либо 9–10, либо 12–13. Встретясь с Фесенко, Юровский спросил его, чем он здесь занимается. Фесенко ему ответил, что занимается разведкой руд. Тогда Юровский его спросил, можно ли будет проехать по этой дороге на Коптяки и далее на автомобиле-грузовике, и при этом объяснили ему, что им надо будет провезти 500 пудов хлеба (т. е. 8 тыс. кг). Фесенко ответил, что проехать можно, так как дорога хорошая. Ответил он им просто так, не думая, так как дорога на самом деле была плохая. Проехав в сторону Коптяков, Юровский и Ермаков вскоре вернулись, а австрийца с ними уже не было.