Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...
Шрифт:
Все арестованные были одеты по обыкновению чисто и нарядно. Царь на руках несет своего сына дегенерата царевича Алексея. Царевна дочь Анастасия несет на руках маленькую курносую собачку, экс-императрица под ручку со своей старшей дочерью — Ольгой. Надо заметить, что вниз арестованных повели под предлогом якобы безопасности, т. к. будто бы Екатеринбург будет осажден войсками белых генералов. Всех их провели в ту комнату, где немного раньше побывали Окулов с Медведевым, рядом с моим постом.
Окулов вскоре вышел обратно, проходя мимо меня, он сказал: „Для Наследника понадобилось кресло, видимо, умереть он хочет в кресле. Ну что же, пожалуйста, принесем“. Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились
Юровский коротким движением рук показывает арестованным, как и куда нужно становиться, и спокойно тихим голосом: „Пожалуйста, вы станьте сюда, а вы вот сюда, вот так в ряд“. Арестованные стояли в два ряда, в первом вся царская семья, во втором — их лакеи, наследник сидел на стуле. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из лакеев. Перед царем лицом к лицу стоял Юровский — держа правую руку в кармане брюк, а левой держал небольшой листок бумаги, потом он читал приговор: „Ввиду того, что чехословацкие банды угрожают красной столице Урала — Екатеринбургу, ввиду того, что коронованный палач может избежать народного суда, президиум областного совета, выполняя волю революции, постановил: бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых преступлениях перед народом — расстрелять! А потому ваша жизнь покончена!“ Но не успел он докончить последнего слова, как царь громко переспросил: „Как, я не понял? Прочитайте еще раз“. Юровский читал вторично, при последнем слове он моментально вытащил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Сойкало несколько голосов. Царица и дочь Ольга пытались „осенить себя крестным знаменем“ (так!), но не успели.
Одновременно с выстрелом Юровского раздались выстрелы группы людей, специально призванных для этого — царь „не выдержал“ единственной пули нагана, с силой упал навзничь. Свалились и остальные десять человек. По лежачим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонил электрический свет и затруднял дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтоб дым разошелся.
Принесли носилки, начали убирать трупы, первым был вынесен труп царя. Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся во дворе, когда ложили (так!) на носилки одну из дочерей, она вскричала и закрыла лицо рукой. Живыми оказались также и другие. Стрелять было уже нельзя, при раскрытых дверях выстрелы могли быть услышаны на улице. По словам товарищей из команды, даже первые выстрелы были слышны на всех внутренних и наружных постах. Ермаков взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался жив. Когда были вынесены трупы и ушла автомашина, только после этого наша смена была сменена с дежурства». [1202]
Начнем с того, что эти «воспоминания» Стрекотина, хотя и похожи на изложенный Летеминым в 1918 году следствию рассказ Стрекотина, все же имеют с ним расхождения. Самое важное из них: в допросе Летемин утверждает, что Стрекотин должен был дежурить с 12 часов ночи до 4 часов утра, а в «воспоминаниях» Стрекотин говорит, что его дежурство должно было закончиться в 10 часов вечера.
Что же касается непосредственно приведенных выше «воспоминаний» Стрекотина, то первое, что мы в них встречаем нового, — это фамилия Окулова. Ранее эта фамилия не упоминается соучастниками убийства. Что это был за Окулов, неизвестно, его имя не встречается в известных нам источниках. Затем Стрекотин подтверждает участие в убийстве Павла Медведева. По Стрекотину, Царскую Семью разбудили электрическими звонками, правда, при этом непонятно, кто же ей всетаки сказал спуститься вниз. А вот с обстоятельствами расстрела у Стрекотина имеется немалая путаница. Так, в начале своего рассказа Стрекотин пишет, что Медведев и Окулов зашли в одну из комнат нижнего этажа и вскоре оттуда ушли. Потом Стрекотин пишет, что в эту же комнату Окулов ввел 6–7 неизвестных людей. Далее Стрекотин пишет, что в ту же комнату была введена Царская Семья и ее свита. Из слов Стрекотина понятно, что Царская Семья и ее приближенные находились в одной комнате с неизвестными людьми. Но вдруг Стрекотин заявляет: «Когда арестованные были введены в комнату, в это время группа людей, что раньше вошла в одну из комнат, направилась к комнате, в которую только что ввели арестованных». Таким образом, вопреки своим собственным утверждениям, Стрекотин заявляет, что группа людей была в какой-то другой комнате и зашла в комнату, где находилась Царская Семья, сразу же после нее.
Кстати, «воспоминания» Стрекотина о комнате, где произошло убийство, опровергают утверждения Кабанова, что в расстрельной комнате располагалась пулеметная команда. Нет сомнений, что если бы это было так, то Стрекотин написал бы, что Медведев и Окулов «зашли в комнату, где располагалась наша команда». На самом деле Стрекотин просто указал, что они зашли «в
Далее. Непонятно, как это Стрекотин бросил свой пулеметный пост и как его командиры, в частности Юровский, не выгнали вон, когда увидели, что Стрекотин явился в расстрельную комнату в качестве зеваки.
В своем рассказе Стрекотин пишет, что Окулов отправился за креслом для Цесаревича. Но затем пишет, что Наследник сидел на стуле. Откуда же взялось это «кресло»? Ответ на этот вопрос мы можем найти в «рассказе Юровского старым большевикам Свердловска». Там Юровский рассказывает о том, что он послал принести стул Наследнику, а потом пишет: «Тут посадили рядом на кресле Алексея». Вполне вероятно, что Стрекотин либо те, кто за него составлял «воспоминания», использовали выступление Юровского и скопировали его описку в «воспоминания» Стрекотина.
По-видимому, и текст постановления Уральского Совета, который Стрекотин вкладывает в уста Юровского, был просто-напросто списан первым с официального объявления большевиков о расстреле Николая II.
Причины расхождений и противоречий в воспоминаниях соучастников убийства. По нашему мнению, главная причина противоречивости так называемых «воспоминаний» организаторов и соучастников преступления заключается в изначально поставленной перед ними задаче: скрыть истинную картину злодеяния. Что касается «воспоминаний» 20-х годов, а также мемуаров, появившихся за границей, то вызывает большое сомнение авторство тех людей, которым они приписываются. Скорее всего, «Записка Юровского», «Исповедь Белобородова», «Рассказ Войкова» являются коллективным творчеством нескольких людей, среди которых, вполне возможно, были и те, кто назван авторами «воспоминаний». Эти люди по тем или иным причинам стремились убедить общественность в той версии убийства, какая была им выгодна. Отсюда множественность и очевидность ошибок, противоречий и просто нелепостей. Хотя, вполне возможно, что в этих документах есть отголоски действительно имевших место событий.
Вообще следует сказать, что ложь вокруг обстоятельств убийства Царской Семьи начала распространяться с первых же часов после преступления. Главной целью этой лжи, по нашему мнению, было скрыть ритуальный характер злодеяния. При этом ложь распространялась не только со стороны большевиков, но и со стороны представителей «белых» и Антанты. Вот что доносили в Париж сотрудники французской миссии в Сибири, которой, как мы помним, руководил генерал Жанен и во многом Зиновий Свердлов летом 1918 — зимой 1919 года. В телеграмме № 500, высланной из Екатеринбурга в августе 1918 года военному министру Франции, сообщалось: «Бывший Император, его жена и дети пропали ночью с 16-го на 17-е июля. Они были убиты. Николай был убит револьверными выстрелами людьми, которыми руководил человек под именем Бирон, стрелявшим первым. Царевич был болен, и у него на глазах были убиты Царь, мать и его сестры. Он(Цесаревич. — П. М.) был убит после них револьверным выстрелом. Императрица и девушки были расстреляны, будучи перед этим по нескольку раз изнасилованы. По всей видимости, великие княжны были изнасилованы на глазах своих родителей». [1203]
Интересно, откуда у французского представителя была такая подробная осведомленность в августе 1918 года? Между тем мы можем обнаружить источники этой осведомленности в материалах белого следствия. Допрошенный сотрудниками уголовного розыска студент С. И. Матиков показал: «Месяца два времени до освобождения от большевиков г. Перми, т. е. с 5 ноября 1918 года, я проживал в г. Перми, куда прибыл из Петрограда. В Перми проживал по Оханской улице в д. № 29, квартира Шиляевой.<…> В этой же квартире проживали помощник начальника военных сообщений 3 армии большевиков Георгий, кажется, Николаевич Бирон с женой и некто Шпилевский, тоже служащий у начальника военных сообщений. От Шпилевского я узнал, что Бирон участвовал в убийстве Николая II, почему в беседах и заводили разговоры при Бироне на тему убийства.
Бирон в виде хвастовства рассказал, хотя от подробностей уклонялся, но сказал, что он, Бирон, принимал участие в убийстве Николая II и его семьи при следующих обстоятельствах./…/
Накануне взятия Екатеринбурга вся прислуга и сопровождавшие Николая II, как-то: Фредерикс (кажется, Фредерикс) были взяты и удалены в тюрьму — это было днем. Затем, приблизительно в 8 ч. вечера того же дня, явились в тот дом, в котором был Николай II с семьей, в числе приблизительно восьми человек и, прежде чем войти в комнату Николая II, кинули жребий — кому кого убивать (кроме Николая II, убить которого взял на себя латыш-матрос „Пашка Берзин“).