Николай II
Шрифт:
Детей воспитывали в простоте, без роскоши. Алексей, например, донашивал ночные рубашки, из которых выросли сестры. Правда, его задаривали игрушками, в том числе преподнесли самую дорогую в мире игрушечную железную дорогу. Как у любого мальчишки, карманы Алексея были набиты камешками и тому подобным, что он копил в огромных количествах, потому что «никогда не знаешь, что может понадобиться».
Владимир Булгаков, который служил в дворцовой охране и часто наблюдал за детьми, вспоминает: «Я часто подолгу стоял на часах, не имея права пошевелиться. Часто мимо пробегали великие княжны, легкомысленные и естественные, лакомясь виноградом и развлекаясь. Алексей появлялся незаметно и брал с меня клятву не рассказывать папе, что он строит из кирпичей печку, потому что
«Царь был отменным семьянином. К сожалению, лучше бы ему было сидеть в поместье с семьей, чем на троне. Но отцом семейства он был чудесным», — вспоминает одна из фрейлин, годами наблюдавшая Николая вблизи.
Из всех времен года царь больше всего любил летние каникулы; он плавал с семьей под парусами в финских шхерах, выходя то тут, то там на берег, ходил с детьми на прогулки и наслаждался свободой, забывая о ежедневной ответственности. Очень охотно он проводил время в своем любимом Ливадийском дворце в Крыму; царской семье нравились южный климат и горный ландшафт. Здесь он играл в теннис, бродил пешком, катался на лошади, а иногда даже ездил с царицей за покупками, что в Петербурге было невозможно. Иногда Николай маршировал несколько километров по жаре с полной выкладкой, чтобы проверить, насколько удобна армейская форма [64] .
64
В 1909 г. было официально объявлено, что Николай в Крыму отшагал с полной выкладкой 10 верст за 1 ч 40 мин. Простой расчет показывает, что за это время нельзя пройти более 5 верст. Напоминает известный заплыв Мао Цзэдуна. (Прим. перев.)
На каникулах также составлялись фотоальбомы. Манией фотографирования была охвачена вся царская семья, у каждого был свой (немецкий) фотоаппарат; они постоянно снимали друг друга, поэтому осталось очень много фотографий царской семьи. Николай наблюдал, как его супруга вклеивает снимки в альбом, и педантично делал замечания, если она проливала клей.
Николай неплохо чувствовал себя и за границей: в Фридберге, близ Дармштадта, на родине его супруги, урожденной принцессы Алисы Гессен-Дармштадтской. Там он жил в собственном отреставрированном замке, ездил — что было немыслимо в Петербурге, — инкогнито со своей семьей или с зятем, великим герцогом Эрнстом-Людвигом, в пивную во Франкфурте и делал покупки в магазине, словно простой обыватель. Об этом вспоминает Эрнст-Людвиг (старший брат Алисы); он также сообщает, что идиллию нарушил внезапный приезд кайзера Вильгельма. Летний сезон царя завершался охотой.
Однако все эти приятные привычки отменило начало войны. Последние каникулы имели место в 1912 и 1913 годах. В 1912 году отмечалось столетие Бородинской битвы, в которой русские остановили победный марш наполеоновской армии. Поле битвы приведено в порядок. Под звуки гимна Николай объезжает его. К нему подводят старца, который еще юношей был свидетелем боя. Николай тронут. В письме к матери, в котором он рассказывает об этом событии, наглядно просматривается его патриотизм:
«Мы все были преисполнены великой благодарности и гордости за наших предков. Как описать мое глубочайшее впечатление, биение моего сердца, когда я оказался на земле, на которой пролита кровь 58 000 наших героев, которые пали или были ранены в этом бою. (…) Мы молились иконе, которая уже видела поле битвы… (…) Это были моменты, какие в наше время не часто встретишь! (…) А как потом пришел старец, которому 122 года, — ты только представь себе, каково разговаривать с человеком, который все это помнит!..».
На этих празднествах Николай присутствовал со всей семьей. Все семь ее членов явились на место и расписались в книге посетителей.
Год спустя празднуется трехсотлетний юбилей дома Романовых. Царь снова участвует в торжествах вместе с царицей и пятью детьми. После празднования в Петербурге и Москве венценосная чета объезжает все российские города и губернии, сыгравшие какую-то
Николай сумел в 1908 году избежать войны, хотя после аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией вначале пришел в бешенство, сочтя это нарушением русско-австрийского соглашения.
На Балканах снова назревает кризис, и Николай обеспокоенно пишет Вильгельму из своего охотничьего угодья в Спале:
«Уверен, ты тоже с большим интересом следишь за Балканской войной. Я восхищаюсь замечательными боевыми качествами болгар, сербов и т. д., но турки, мне кажется, совсем утопли. Дай Бог нам всем не ввязаться в трудности под конец!
На твой вопрос, который ты задаешь в письме, насчет возможности подсоединения твоей железнодорожной ветки к линии от Сувалок с нашей стороны я не могу ответить. Несколько дней назад я обсуждал этот вопрос с Коковцовым и передал ему карту, которую ты прислал. Он обещал изучить вопрос с министром путей сообщения и позже представить мне доклад. (…)
С сердечным приветом от Аликс и меня,
мой дорогой Вилли.
Вильгельм с давних пор представлял себя старшим другом и советчиком Николая, завоевавшим доверие молодого царя, который на самом деле воспринимал его скептично и даже отстраненно.
Однако скоро Вильгельм, виртуозно сыграв свою роль, сбросит маску. Игра окончена.
Глава 3
1914 ГОД
Выстрел, прозвучавший в Сараево 28 июня 1914 года, не только смертельно ранил наследника австро-венгерского престола и его супругу. Он спровоцировал лавину событий, в ходе которых были уничтожены три империи.
Сколь мало правительства прозревали последствия происшедшего, показывает их холодная реакция.
«Нечего печалиться», — пишет парижская «Фигаро». «Ужасный удар для доброго старого императора», — вот и все, что сказал по этому поводу английский король Георг V, кузен русского царя. Покушения и взрывы бомб — неотъемлемая часть политической атмосферы тех лет. Примечательно, что и представители обеих великих держав — России и Германии, стоящих за конфликтующими Австро-Венгрией и Сербией и влияющих на их поведение, поначалу не приняли покушение всерьез. Действительно, кайзер Вильгельм, который в это время года, как обычно, плавает на яхте, поручает канцлеру Бетман-Гольвегу выразить телеграммой «осуждение этого отвратительного преступления» и «потрясение до глубины сердца».
Совпадение: русский царь Николай тоже проводит каникулы на яхте. О том, что весть о покушении никак не взволновала его, свидетельствует его реакция на опасения французского посла Палеолога сразу по возвращении в Петербург. На замечание последнего, что это событие чревато войной, Николай после короткой паузы отвечает: «Не могу поверить, что кайзер Вильгельм хочет войны. Если бы вы его знали так хорошо, как я! Вы бы только видели, как театральны его жесты!». А когда Палеолог сообщает об озабоченности своего президента Пуанкаре, Николай добавляет: «Кайзер слишком дальновиден, чтобы втянуть страну в дикую авантюру, а единственное желание императора Франца-Иосифа — умереть спокойно…».