Николай II
Шрифт:
Тем летом Николай II и Александра Федоровна совершили большие поездки! Первая в июле, когда посетили Всероссийскую выставку и ярмарку в Нижнем Новгороде. Грандиозность увиденного поражала. Какая Россия большая, могучая, обильная; сколько заключено в ней всего необычного, чего не встретишь ни в какой другой стране мира. Хозяйственные успехи впечатляли. Николая II особенно привлекли экспозиции текстильного и горнозаводского разделов, а также выставка пушнины. Аликс же интересовало все и, несмотря на изнуряющую жару, с трудом выносимую, она осматривала экспонаты стоически. Раздражала лишь огромная толпа зевак, целыми днями следовавшая сзади, но от этого уже никуда не денешься. Она понимала, что в России с этим надо мириться как с неизбежным.
В середине августа нанесли
Но самым важным визитом того года стало посещение Франции, куда царь с царицей прибыли из Англии 23 сентября. Провели там пять незабываемых дней. Все они были наполнены необычной торжественностью, отношение президента и правительства — выше всяких похвал, а восторг французов мог сравниться лишь с тем, что ощутили по приезде на коронацию в Москву. Конечно, грандиозность встречи и беспримерное радушие не объяснялись лишь природной экспансивностью французов.
Существовало обстоятельство несравнимо более важное: Россия в то время выступала фактически гарантом суверенитета Франции. Если бы не царская империя, не «русский щит», жестокий «тевтонский меч» неизбежно обрушился бы на «галльского петуха». Еще Бисмарк вынашивал план «довести до конца» войну 1870 года и окончательно уничтожить Францию как мировую державу, присвоив ее имперское наследство. Союзников у нее тогда не было. Однако русское правительство однозначно выступило против, дав понять Берлину, что не допустит этого. Бисмарк отступил.
В дальнейшем угроза не исчезла, но союзнический русско-французский договор дал Франции то, чего она искала давно: твердую гарантию существования. В начале первой мировой войны, наперекор стратегическим расчетам, руководствуясь лишь союзническим долгом, Россия бросит в бой против немцев свои лучшие войска и тем спасет Париж, спасет Францию от германского порабощения. Потом, когда рухнет Россия, когда «первого друга Франции», как тогда называли царя в парижских газетах, уничтожат в подвале, бывшие союзники постараются забыть о спасительной миссии России. Историки же начнут обходить эту «щекотливую тему» в своих многостраничных «объективных» и «независимых» трудах. Так будет, но тогда, на заре XX века, все выглядело по-другому.
Летом 1896 года, когда царская чета направлялась в Киев, случилось несчастье: прямо в царском поезде умер министр иностранных дел князь А. Б. Лобанов-Ростовский. Он являлся вторым министром, назначенным Николаем II (первым был министр путей сообщения князь М. И. Хилков, занявший должность после смерти своего предшественника в январе 1895 года). Князь Лобанов-Ростовский заступил на важнейший государственный пост лишь в феврале 1895 года, и вот опять надо решать эту проблему.
Поиск достойных кандидатов всегда волновал и озадачивал царя. Монарх был убежден, что на ответственных постах должны находиться знающие, преданные люди, способные правильно вести дело и умеющие сами намечать перспективу в своей работе и, когда надо, принимать решения, а не прятаться за спину царя. Но эта задача всегда решалась трудно. Легко было ошибиться, а случайный человек у власти мог такого натворить, что долго потом не расхлебаешь. Если царь не знал кого-то лично, то интересовался мнением о претенденте у своих высокопоставленных родственников. При этом всегда происходило одно и то же: некоторые чуть ли не с пеной у рта доказывали, что указанное лицо несомненно достойно выдвижения, другие же с неменьшим пылом начинали убеждать, что ни в коем случае этого господина выдвигать нельзя. Постепенно Николай II начал избегать советов своей родни, уяснив, что во многих случаях суждения великих князей слишком пристрастны.
Нередко эту тему он обсуждал лишь с Марией Федоровной, в одном из писем к которой осенью 1897 года заметил: «Просто несносно думать все время о замене старых людей новыми». Многие сановники были в преклонных летах, просились в отставку,
Вот московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, которого назначил на этот важнейший пост Александр III еще в 1891 году. Несколько лет дела шли у него гладко. Но случилась эта Ходынка, а за ней последовали, почти каждый год, различные истории в московских учебных заведениях. До поры все обходилось довольно мирно: собирались группы молодых людей, шумели в аудиториях, принимали резолюции, осуждающие начальство. Этого нельзя одобрять, но особо страшного ничего в том не было.
Но постепенно учащаяся молодежь перестала этим довольствоваться. Начали устраивать уличные шествия, организовывать беспорядки в городе, произносили противоправительственные речи. Это уже было недопустимо; надлежало сразу же подобное пресечь. Не сумели. Николай II знал, что дядя Сергей много делал для водворения порядка в учебных центрах. Несколько раз полиция разгоняла гимназистов и студентов, и, слава Богу, обошлось без жертв. В одном случае полиция вовремя вмешалась, иначе бы смутьянам несдобровать. Послушав кучку бунтарей, толпа обывателей так разъярилась, что чуть не растерзала студентов. Но дядя Сергей погрузился в меланхолию, стал всех и все критиковать и весной 1901 года прислал письмо, говоря, что собирается уйти в отставку. Царь был обескуражен. Быстро составил ответ.
«По-моему, действительно сильное правительство именно сильно тем, что оно, открыто сознавая свои ошибки и промахи, тут же приступает к исправлению их, нисколько не смущаясь тем, что подумают или скажут. Меня всего более огорчило из твоего письма то, что ты высказал желание, когда наступит спокойное время, просить об увольнении тебя от обязанностей генерал-губернаторской должности. Извини меня, друг мой, но разве так поступать справедливо и по долгу? Служба вещь тяжелая, я это первый знаю, и она не всегда обставлена удобствами и наградами только!.. Я всегда утешаю себя мыслью: что значат эти беспорядки и проявления неудовольствия известной среды в городах в сравнении со спокойствием нашей необъятной России? Пожалуйста, не думай, чтобы я не отдавал себе полного отчета о серьезности этих событий, но я резко отделяю беспорядки в университетах от уличных демонстраций. Тем не менее я сознаю необходимость переделки всего нашего учебного строя». Наставление императора подействовало на Сергея Александровича, остававшегося на своем посту вплоть до гибели его от рук убийц в начале февраля 1905 года.
Уже в первые годы своего правления император удостоверился, что некоторые люди удивительно безответственно относятся к службе, к исполнению долга. А ведь все, принимая важный пост, дают присягу «пред Святым Евангелием», обещая «до последней капли крови» служить «Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу». Когда же случается затруднение, встречается сложная проблема, недоразумение, иные ничего лучше не находят, как уйти с должности, переждать до лучших времен. Размахивают перед ним своими прошениями, надеясь отсидеться в имении, в Париже или на Лазурном берегу.
Истинных служак становится все меньше, а это грустно; без них ему тяжело. Требуются крепкие руководители, люди государственного масштаба, которых так много было в прошлом и имена которых навсегда запечатлены на скрижалях истории России. Сейчас же многие заняты лишь чинами, орденами, семейным благополучием, а служба сама по себе, долг перед Россией далеко не у всех на первом месте.
А ему куда бежать, кому подавать прошение об отставке? Разве не хотелось бы жить тихой, частной жизнью, радостями семьи, которой ему в нынешней роли не удается уделять необходимого внимания. У царя выбора нет. Он поставлен раз и навсегда, и такова его ноша. Какое счастье, что Аликс все это понимает, чувствует его настроение, сочувствует ему, старается поддержать в тяжелые минуты. Каждый день перед сном, в прощальной молитве благодарил Господа за все, что Тот ему дал.