Николай II
Шрифт:
Глава 17
ТРУДНЫЙ ПЕРЕВАЛ
Начиная с 1904 года у Николая II редко выдавался день, когда политические события радовали. Война с Японией оказалась неудачной, и русскую армию преследовали тяжелые потери. Кто мог это представить! Он был уверен, что победа будет на стороне России, подвергшейся вероломному нападению. Никто не сомневался в успехе, и кампания разворачивалась в атмосфере невиданного подъема. Война на какое-то время всех объединила. Даже студенты успокоились и провели серию шествий с национальными флагами и с пением «Боже, Царя храни». Но как только стали поступать сообщения о неудачах, ситуация начала меняться. В «его России» происходило странное, непонятное и до сих пор — просто непредставимое.
Царь был готов обсуждать проблемы управления, не сомневался, что улучшения и реформы нужны во многих областях, но оставался при стойкой позиции, что новации ни в коем случае не должны касаться основополагающего принципа политического устройства. Идея самодержавия — правления единодержавного, полновластного, неограниченного — являлась для него не политической, а религиозной идеей и в силу этого не могла подвергаться реформированию. Но наступил такой момент, когда необходимо было принимать трудные решения, которые ранее считал неприемлемыми. Николай II не являлся преобразователем по натуре. Однако он обладал очень важным для политика качеством: умел соглашаться с новыми реальностями, находил силы переступать через собственное «я».
Признаки грядущей социальной бури делались различимыми уже в 1904 году. Недовольство стало открыто проявляться на страницах газет и журналов, на собраниях земских и городских деятелей. Учебные заведения, в первую очередь университеты, бурлили; по стране прокатилась волна стачек и манифестаций. И на первом месте стояло требование политических перемен, которых желали очень и очень многие. Неудачная война усугубила старые проблемы, породила новые. Вопросы реформирования системы выходили на первый план общественной жизни. В высших коридорах власти отчетливо начинали это сознавать.
В июле 1904 года в центре Петербурга бомбой террориста был убит министр внутренних дел В. К. Плеве — человек крайних консервативных взглядов, не желавший принимать никаких новых идей и считавший, что мир и порядок в империи можно поддержать только жесткой, бескомпромиссной политикой. Подобные представления были все еще достаточно широко распространены. Но вместе с тем в правительственных кругах начинали проявляться и иные подходы, нацеленные на сотрудничество власти и общественных сил в лице земско-либеральной оппозиции. В августе 1904 года на ключевой пост министра внутренних дел был назначен бывший товарищ министра, бывший виленский, ковенский и гродненский генерал-губернатор князь П. Д. Святополк-Мирский, провозгласивший политику доверия к общественным кругам. Началась «осенняя весна» надежд и ожиданий.
В правящих кругах противодействовали две тенденции, два взгляда на будущее развитие. Один представляли русские традиционалисты-монархисты, сторонники неограниченной монархии, строгого единоначалия в общественной жизни, приверженцы твердой внешней и внутренней политики. К началу XX века наиболее известными лидерами этого направления, помимо В. К. Плеве, являлись обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович и издатель журнала «Гражданин» князь В. П. Мещерский.
Но консерватизм никогда не был однородным. В его русле существовали различные течения. Некоторые консерваторы признавали необходимость и возможность изменений, считали допустимым проведение политических преобразований при сохранении в неприкосновенности самодержавного института. Они были уверены, что для укрепления власти нужно создать сильное единое правительство во главе с премьером, наделенное широкими полномочиями (объединенного кабинета до осени 1905 года не существовало). Согласно этим представлениям, следует проводить различие между подпольными революционерами и общественными элементами и силами, выступавшими не против системы, а лишь против произвола и мелочной регламентации общественной деятельности. К числу таких либеральных консерваторов относился
Назначение его на этот важнейший пост, чему противились непримиримые, отражало изменение позиции императора, склонявшегося к конструктивному диалогу с умеренными оппозиционерами. 25 августа 1904 года князь получил аудиенцию, на которой Николай II сообщил ему о принятом решении. Министр дал несколько интервью газетам, встречался с представителями либеральных кругов и популяризировал свою политическую программу, узловыми пунктами которой были: веротерпимость, расширение местного самоуправления, предоставление больших прав печати, изменение политики по отношению к окраинам, разрешение рабочих сходок для обсуждения экономических вопросов. Эти заявления производили сенсацию. Политические деятели либерального толка отнеслись к ним весьма скептически. Они были уверены, что время самодержавия подходит к концу, и не хотели связывать себя никакими обязательствами с «уходящей властью». Один из самых известных деятелей либерального толка Павел Николаевич Милюков на страницах нелегального журнала «Освобождение» писал летом 1904 года: «Будем патриотами для себя и для будущей России, останемся верными старой «народной поговорке» «Долой самодержавие!». Это тоже патриотично, а заодно гарантирует от опасности оказаться в дурном обществе реакционеров».
В самый разгар «святополковой весны», в конце сентября— начале октября 1904 года, ведущая группа отечественных либералов, группировавшаяся вокруг журнала «Освобождение», который издавался с 1902 года под редакцией П. Б. Струве сначала в Штутгарте, а затем в Париже, инициировала проведение в Париже съезда оппозиционных партий. В нем участвовали различные либеральные и радикальные объединения. Из наиболее заметных отсутствовала лишь РСДРП. Это собрание единогласно одобрило резолюции о необходимости ликвидации самодержавия, о замене его «свободным демократическим строем на основе всеобщей подачи голосов» и о праве «национального самоопределения народностей России».
На съезде присутствовал цвет русской либеральной интеллигенции, составивший позднее костяк кадетской партии. Эти господа, борцы за свободу и «европейские порядки» сочли уместным определять совместные действия с крайними течениями и группами, с теми, кто запятнал себя кровавыми убийствами, например, с партией социалистов-революционеров («эсеров»), возникшей в 1902 году и поставившей террор во главу угла своей «стратегии и тактики».
Уже после революции, когда все прекраснодушные мечты либеральных краснобаев развеяла грубая реальность русской жизни, некоторые из них прозрели и осознали свое преступное легкомыслие. В начале 30-х годов в эмиграции известный кадет В. А. Маклаков, говоря о пресловутом парижском конгрессе, писал: «Со стороны либерализма это соглашение было союзом с грозящей ему самому революцией. Спасти Россию от революции могло только примирение исторической власти с либерализмом, т. е. искреннее превращение самодержавия в конституционную монархию. Заключая вместо этого союз с революцией, либерализм «Освобождения» этот исход устранял; он предпочитал служить торжеству революции».
Провозглашенная Мирским «эпоха доверия» очень скоро начала демонстрировать свою бесперспективность. Оказалось, что легко давать обещания, но очень трудно их исполнять. Собственно сразу в центре дискуссий и обсуждений стал уже старый и такой болезненный вопрос о создании общероссийского представительного органа, о его компетенции и путях формирования. Он непосредственно замыкался на незыблемость прерогатив монарха. Князь П. Д. Святополк-Мирский был убежден, что самодержавие и представительство совместимы, но многие другие в правящих кругах не разделяли этой позиции. Они опасались, что создание любого, не назначенного, а выборного органа неизбежно породит неразбериху в управлении и будет способствовать параличу власти, чем непременно и воспользуются враги трона и династии. Поводов для таких опасений в конце 1904 года становилось все больше.